Падение Иерусалима
Шрифт:
— Быстро! Я слышу шаги.
Они были уже по ту сторону порога, когда кто-то торопливо прошёл мимо, успев заглянуть внутрь.
— Кто это был? — встревоженно спросил Стефан.
— Тот, кого называют александрийским купцом Деметрием, но кого я некогда знавала под другим именем, — тихо ответила Нехушта, пока Стефан задвигал засов.
Через сводчатый проход обе женщины прошли в прихожую, освещённую одним-единственным светильником. Нехушта резким движением сорвала с себя покрывало и плащ. И в следующий миг с негромким ласковым восклицанием обвила Мириам своими длинными руками и принялась осыпать её поцелуями.
— Моя дорогая, — стонала она, — моя дорогая.
— Объясни же мне, что всё это значит, Ну? — тихо попросила бедная девушка.
— Это значит, что Бог внял моим молитвам: мало того, что мои старые ноги поспели вовремя, но и в руках у меня оказалось несметное богатство, чтобы спасти тебя от ужасной участи.
— Чьё это богатство? Где я? — спросила Мириам.
Нехушта ничего не ответила, только спустила корзину со спины Мириам и сняла плащ с её плеч. Затем, взяв её за руку, провела через хорошо освещённый коридор в большую, великолепную комнату, застланную коврами и заставленную богатой мебелью и мраморными изваяниями. В конце комнаты стоял стол, освещённый двумя лампадами, за столом сидел человек, он как будто дремал, закрыв лицо руками. Увидев его, Мириам, дрожа, прильнула к Нехуште.
— Тс-с-с, — шепнула её проводница, они остановились в тени.
Человек поднял голову, и при свете лампад Мириам увидела, что это Марк. Он уже не так молод; на виске у него, там, где прячется рубец от меча Халева, поблескивает проседь; вид у него крайне измученный, — и всё же это Марк.
— У меня нет сил больше терпеть, — говорил он сам с собой. — Трижды подходил я к воротам и трижды убеждался, что там никого нет. Видимо, наш замысел сорвался и она уже во дворце Домициана. Пойду узнаю правду, какова бы она ни была. — И он поднялся из-за стола.
— Заговори с ним, — шепнула Нехушта, выталкивая вперёд Мириам.
Мириам вошла в круг света, но Марк всё ещё не видел её, так как подошёл к окну, чтобы взять лежавшую там тогу. И только тогда повернулся и увидел Мириам. Она стояла перед ним в белом платье, сияя своей кроткой красотой.
— Уж не сон ли это? — спросил Марк, удивлённый.
— Нет, Марк, — ответила она своим нежным голоском, — это и в самом деле я, Мириам.
В то же мгновение он был возле неё и держал её в объятиях; она не сопротивлялась: так много страданий и страхов перенесла она за это время, что у неё было такое чувство, будто она обрела наконец свой дом.
— Прошу тебя, отпусти меня, — наконец выговорила она, — или я сейчас упаду в обморок.
Он помог ей опуститься на мягкий диван рядом.
— А теперь расскажи мне всё, — попросил он.
— Пусть тебе расскажет Нехушта, — сказала она, откидываясь. — У меня нет сил.
Подбежав к ней, Нехушта стала растирать ей руки.
— Потом будешь задавать свои вопросы, Марк, — сказала она. — Пока тебе достаточно знать, что я купила её. О цене можешь спросить этого старого скрягу Стефана. Но прежде всего, во имя милосердия, вели её накормить. После всего, что она перенесла сегодня, ей надо подкрепить силы.
— Еда здесь, вся здесь, — растерянно сказал Марк. И, взяв светильник, подошёл к стоявшему в тени столику, уставленному блюдами с мясом и фруктами, кувшинами с темно-красным вином и чистой водой и неглубокими серебряными чашами для питья.
Обвив рукой Мириам, Нехушта подвела её к столику и усадила на одну из стоявших там кушеток. Она поднесла к её губам чашу с вином, нарезала мясо ломтями и накормила её досыта. Её щёки снова зарумянились, глаза ярко засверкали; лёжа на кушетке, она слушала, как Нехушта рассказывает Марку о невольничьем рынке.
— Ловко было сделано, — рассмеялся он своим прежним беззаботным смехом. — Очень даже ловко... Какой милосердный бог внушил этому честному старому скупцу Стефану мысль откладывать каждый год весь доход на непредвиденный случай!
— Эту мысль внушил ему наш с Мириам Бог, — торжественно заявила Нехушта, — которому ты должен быть благодарен — в отличие от своего домоправителя, огорчённого тем, что столько твоих денег ухлопано за один час.
— Твоих денег? — повторила, подняв глаза, Мириам. — Это ты купил меня, Марк?
— Да, любимая, — неуверенно подтвердил он.
— Стало быть, я твоя рабыня?
— Нет, Мириам, — нервно ответил он. — Ты хорошо знаешь, что это я твой раб. Я только прошу, чтобы ты согласилась стать моей женой.
— Это невозможно, Марк, — всхлипнула она. — Ты знаешь, что это невозможно.
Его лицо побледнело.
— После всего, что произошло между нами, ты всё ещё отказываешься, Мириам?
— Всё ещё отказываюсь.
— Ты готова отдать за меня свою жизнь, но не согласна отдать мне свою жизнь?
— Да, Марк.
— Но почему? Почему?
— Я уже объясняла тебе на берегах Иордана, потому что мои родители запретили мне выходить замуж за нехристианина. Как же я могу стать твоей женой?
Марк на мгновение задумался.
— Это запрещает твой закон? — спросил он.
Она покачала головой.
— Нет, это запретили мои покойные родители, и я скорее присоединюсь к ним, чем нарушу их последнюю волю.
Марк вновь задумался.
— Ну что ж, значит, я должен стать христианином.
Печально взглянув на него, она ответила:
— Этого недостаточно. Ещё давным-давно, в деревне ессеев, я говорила тебе, что, для того чтобы стать христианином, мало возложить курения на алтарь, необходимо перерождение души. Ты должен воззвать к Господу не только устами, но и всем сердцем, только тогда Он внемлет тебе, но если Господь не вразумит тебя, ты не сможешь стать христианином, а я не смогу стать твоей женой.
— Как же ты собираешься поступить?
— Я? У меня ещё не было времени подумать. Наверное, уйти.