Падение космической обители
Шрифт:
Как обычно, роботизированный голос говорил так, будто бы ему плевать.
– «Льюисон?» – с волнением подумал он – «Кажется, я попал в неприятности. Льюисоны те ещё засранцы»
Шума вышел в коридор Эдема.
– Транспорт рыцарей – ухмыльнулся он – Средневековье какое-то!
«Транспортом рыцарей» на Эдеме называли четырехпалых роботов, чем-то напоминающих коней. Однако вместо кожи и шерсти были оголенные механизмы, переплетённые с проводами и процессорами. А вместо глаз находились две крупных камеры, неподвижно повёрнутые на Шуму. На спине погрузчика лежало седло с комфортной спинкой для спины. Таков транспорт для передвижения на Эдеме ещё с 2075 года. Таков он и по сей день в отсеке генной безопасности, из-за неудобств внутренней планировки.
Этот отсек был самым старым на базе,
Сама же станция Эдем-1, или же просто Эдем, представляла собой огромный подземный комплекс, а то и настоящий город, в подвластном монополии ChX регионе Бальшой Куче, названным в честь центрального города. Истинные размеры базы знали только единицы, но было не трудно догадаться, что исчисление идёт в миллионах квадратных метрах, а глубина, как минимум, доходит до нескольких сотен метров. Это была полностью автономная база, со своими квартирами, заводами, лабораториями, магазинами и тюрьмами. Здесь держали самых опасных преступников мира, и создавали ещё более опасных существ, но, несмотря на это, станция являлась самой защищённой и безопасной на всей Земле. Эдем не оправдывал своего названия, конкретно отличаясь от Эдема-2 и Эдема-3, но, правда, те находятся в космосе. Эдем так же стал идеальным местом для заседания Тайного Совета, состоящего из представителей первых каст, триллионеров, самых влиятельных и богатых людей западного мира. Когда-то Конопличи имели целых два места там, но их погубила Новая Серая Чума. К слову, этими Конопличами были родители Шумы, что он крайне не хотел вспоминать.
Шума не чувствовал радости или трепета перед грандиозностью базы. Никогда! Только гнетущую атмосферу подземелья, депрессию и сплошной дискомфорт. Да, здесь создавалась наука западного мира, здесь решались судьбы половины человечества, здесь обитали самые важные особы. Но до чего же гнетет жизнь под миллионами тон бетона над головой. Словно бы Эдем находился в стерильной могиле, медленно высасывая душу из пребывающего здесь постояльца. Даже сами богачи из высших каст не смеют здесь задерживаться надолго, если им ничего не угрожает. Богатеи частенько летают в космос, на Эдем-2, где прекрасно проводят время. Коноплич и сам с большим удовольствием покидал это место, правда, не спешил радоваться, ведь он покидал его ради путешествия в ещё более злополучные места.
Взобравшись на механического коня, Шума резво направился в назначенное место. Конь двигался ловко и быстро, без проблем обходя преграды и людей. Шума просто сидел, не принимая никакого участия в передвижении, ведь робот-конь и без управления прекрасно справлялся со своими задачами.
Вместо ступеней и лифтов в отсеке генной безопасности находятся медлительные широкие эскалаторы, чем-то напоминающие целые магистрали. Они двинулись вверх, на минус четвертый этаж, конь карабкался вверх по эскалатору, не дожидаясь, пока тот доставит их сам. С каждым метром Шума волновался всё сильнее и сильнее. Почему вдруг Льюисоны, а не Карпановы? Как бы тем Льюисон не оказался Джозеф – самый богатый человек мира. Раньше Шуме приходилось пару раз переговорить с Джозефом, и каждый контакт пришёлся Конопличу не по душе. Уж слишком прямо Льюисоны заявляют о своей уникальности, считая себя полубогами. Может, его дочери Элуан или Кет решили с ним поговорить? Вряд ли, ведь им не особо интересны дела генной инженерии. Тогда кто?
– Вы прибыли к месту назначения – холодно произнёс бесполый голос машины, отвлекая его от мыслей.
Тяжёлая дверь кабинета немедля отворилась, приглашая Шуму войти внутрь.
Зайдя в кабинет, он сразу обратил внимание на невероятную роскошь и дороговизну помещения.
–«Здесь всё по-другому» – подумал он.
На дальней стене висел большой 64К телевизор, показывающий шоу танцев на Эдеме-2, под песни популярной певицы Леди Анды. Посередине лежала шкура розового медведя, созданного специально для представителей высших каст, стены приятно переливались разноцветным неоном. Повсюду были расставлены драгоценности в прозрачных стендах, стоимостью в миллионы кредитов, созданные лучшими мастерами начала двадцать второго века. Повернувшись, он заметил барную стойку, на которой лежали лучшие вина прошлого столетия. Как-то всё слишком пафосно, искусственно, но в то же время роскошно. Рядом одиноко сидела юная светловолосая девица, попивая вино из бокала.
– Ой – спрятав вино за стойку, сказала девочка – Не говорите никому, пожаааалуйста, хи-хи – она приложила указательный палец к пухлым губам.
Девочка была совсем молода, ровесница Грозданы или младше. Она выглядела милой и невинной, будто бы она не пила сейчас до пьянства.
Чем-то похожа на куколку: белоснежная кожа, овальное лицо, тоненький нос и пухлые губки. Она неловко попятилась на Шуму своими зелёными глазками, завязывая свои белоснежные кучерявые волосы в хвост, игриво хихикнула и спросила:
– Вы точно не расскажете? Я совсем чуть-чуть. Оно такое вкусное…мм… может и вам налить стопарик? Всего лишь сто фронтовых за смерть солнечных ублюдков. Выпьете со мной?
– Меня сюда вызвали по важному поручению от Льиюсона – Шума пожал плечами – Предпочитаю не пить на рабочем месте.
– Очень зря! – девочка слегка осмелела и высунула бутылку обратно на стойку – Оно такое хорошенькое, мм. Люблю иногда бухнуть. Ой… Вас вызвали. Понимаю.… Ха-ха!
Девчонка залпом опустошила бокал, вновь наполняя его из бутылки. После она попыталась встать на ноги, но из-за выпитого алкоголя у неё ничего не вышло, и она едва ли не рухнула на пол.
– Ой, вот же ноги-руки, то есть крюки ноги – засмеялась она, когда Шума подхватил её – Кажется, я перепила?
– Давай я отведу тебя к родителям? – предложил Шума – «Она совсем ещё ребенок»
– Не-не-не – девушка шустро помахала головой – Они далековато. Им всё равно на меня. Папаше точно… Я даже не знаю, кто он. Элуан не рассказывала. Да и кому нужна я, девочка-не-пойми-от-кого? – она жалобно взглянула на Шуму.
– Ты ведь Пенеллопа?
– Ага. Пенеллопа Льюисон, если официально, но можете не официально. Я Льюисон наполовину, поэтому меня так не любят, почти все не любят, гребанные засранцы! Разве я виновата в этом? Ишь, Льюисоны, семья, честь, благородство, голубая кровь, бла-бла-бла. Вы не подумайте что я такая, как они все. Кто его знает, кто я наполовину. Об этом все разговоры здесь, я-то знаю. Может, я старомодна? Да, ёк-макарёк, я пипец как старомодна! Мне всего лишь хочется родительской любви, понимаете ли.… Но меня обвиняют в Раздоре Кланов, будто это я войну начала. Я тогда всего лишь маленьким младенцем была! Вот что может младенец сказать, кроме «уа, уа»? Ничего! Вот помните же заварушку с Питерсонами, а? Папке Джесси не понравилось, что Элуан нагуляла на стороне и родила меня. Ну а я что? К Элуан вопросы, почему я? Дед-старый-хрен-полубог так вообще меня ненавидит. Я для него чужая. А сестрица, сестрица кое-как терпит, хотя постоянно показывает своё превосходство. Мне всё это так надоело! Хочется достойного к себе уважения. Ничего, скоро я стану как Джесси, а может и лучше.…Ой, я, наверное, вас утомила.
Шума часто слышал о ней на Эдеме. В местных барах о ней говорили полушёпотом, предметом споров становилось её происхождение. Как-то раз, один солдат Белого Щита из шестой касты напился и закричал на весь бар, что Пенеллопу Льюисон зачал сам дьявол с другой планеты. Шума не верил в дурные слухи, он считал виноватой лишь похотливость Элуан и агрессивность Питерсонов. Девочка не может быть виноватой в том, что родилась. Однако ему не хотелось вспоминать, что Питерсонов тогда поддержали его родители, но вскоре умерли от Новой Серой Чумы…
– Нет, что ты, ты вовсе не утомила меня.
– Вы же отец Грозданы, верно? Она моя единственная, кто хоть как-то терпит мой скверный характер и не обращает на слухи внимания. Мы с ней славно поладили. Правда вот, злые языки говорят, чтобы я не общалась с ней. Всё из-за того проклятого Раздора Кланов, вы понимаете, ваши родители не очень любили меня. Но я не держу ни на кого обиды. Правда!
Шума мог бы воспринять её слова, как упрёк, но в её устах слова были искренними и не несли в себе цель задеть его.