Падение лорда Бэрримора
Шрифт:
— Да, сэр.
— С такой наглостью я, кажется, встречаюсь впервые.
Вместо ответа молодой человек улыбнулся и удовлетворенно потер ладони.
— Дерзость оправдана лишь в том случае, если она подкреплена остроумием, — сухо продолжал сэр Чарльз. — В противном случае она превращается в обыкновенное хамство неотесанного простолюдина. Возможно, став с возрастом чуть умнее, вы научитесь понимать эту разницу.
— Вы абсолютно правы, сэр, — проникновенно молвил молодой человек. — Утонченная дерзость — жанр изящных искусств, и лишь в общении с признанным ее виртуозом (тут он отвесил дяде почтительный поклон) в этом деле можно достичь совершенства.
После утреннего шоколада сэр Чарльз, как известно, в течение часа пребывал в крайне раздраженном состоянии духа. Теперь он позволил себе проявить эту слабость.
— Не могу поздравить брата с тем, что он обзавелся удачным наследником. Я надеялся увидеть нечто, чуть более достойное наших традиций.
— Может быть, если вы узнаете меня чуть получше, сэр…
— Не думаю, что у меня возникнет желание продлить столь неприятное знакомство. Вынужден, сэр, попросить вас завершить свой визит — коим, разумеется, вам и не стоило себя утруждать.
Молодой человек ответил приятной улыбкой, но не сделал даже и попытки уйти.
— Могу я задать вам один вопрос, сэр? — спросил он беззаботно. — Не помните ли вы, случайно, господина Мунро, ректора нашего колледжа?
— Нет, сэр, не помню, — резко ответил дядя.
— Ну, конечно же, вы не стали бы утомлять свою память до таких пределов. А он, представьте себе, все еще вас помнит. В ходе нашей вчерашней беседы он немало польстил моему самолюбию, заметив, что я напоминаю ему вас — прежде всего своим, как он изволил выразиться, уникальным сочетанием легкомыслия и упрямства. Первым из этих достоинств я, кажется, произвел на вас должное впечатление. Остается лишь продемонстрировать второе.
По-прежнему сияя добродушной улыбкой, он уселся в кресло, стоявшее у двери, и скрестил на груди руки.
— Ах, значит, вы не уйдете? — мрачно поинтересовался сэр Чарльз.
— Нет, сэр, останусь.
— Амброуз, спустись и приведи пару носильщиков.
— Послушайтесь моего совета, сэр, не делайте этого. Мне придется причинить им боль.
— В таком случае я выставлю вас собственноручно.
— Вот это — пожалуйста. Оказать физическое сопротивление своему дяде я бы никогда не осмелился. Но лишь действительно спустив меня с лестницы собственными руками, вы сумеете избежать необходимости уделить мне все-таки полчаса своего времени.
Сэр Чарльз не смог сдержать улыбки. Слишком живо поведение юноши напомнило ему о собственной бурной юности. Ничто в те годы не могло порадовать его больше, чем успешное сопротивление слугам и немедленное подчинение их своей воле. Он повернулся к зеркалу и жестом отправил Амброуза заниматься своими делами.
— Придется мне попросить вас подождать, пока я не закончу свой туалет, — сказал он, — Посмотрим потом, чем сумеете вы оправдать это свое вторжение.
Едва только лакей покинул комнату, сэр Чарльз вновь обратился к своему злосчастному племяннику, который наблюдал за манипуляциями прославленного денди с благоговением ученика, присутствующего при свершении величайшего таинства.
— Итак, говорите сэр, и говорите по делу, ибо, уверяю вас, у меня масса других забот. Принц уже ожидает меня в Карльтон-Хаусе. Постарайтесь быть кратким, насколько это возможно. Что вам нужно?
— Тысячу фунтов.
— Да ну! Всего-то? — в голосе сэра Чарльза вновь прозвучали желчные нотки.
— Да, сэр. Впрочем, еще я бы хотел быть представленным мистеру Бринсли Шеридану, который, насколько мне известно, является вашим другом.
— Почему именно ему?
— Потому что, как мне рассказали, он — главный в театре Друри-Лэйн, мне же хочется стать актером. Друзья утверждают, что у меня неплохой актерский талант.
— А знаете, я достаточно ясно представляю вас в «Charles Surface» — в любой роли, требующей дерзости и бахвальства, — причем, чем меньше вы будете там актерствовать, тем лучше. Однако нелепо было бы даже предположить, будто я стану потворствовать вам в карьере такого рода. Как бы я объяснил это вашему отцу? Сейчас же возвращайтесь в Оксфорд и приступайте к занятиям.
— Это невозможно!
— Позвольте узнать, сэр, в чем загвоздка?
— Свою вчерашнюю беседу со мной (о которой, кажется, я упомянул) ректор завершил известием о том, что руководство университета более не в силах терпеть моего там присутствия.
— Вы исключены?
— Да, сэр.
— Очевидно, за целый ряд безобразных выходок.
— Ну, за… что-то в этом роде, сэр.
И вновь сэр Чарльз, сам того не желая, смягчился. Да и мог ли он долго оставаться суровым с этим смазливым шалопаем? Абсолютная прямота его обезоруживала.
— Зачем вам столь внушительная сумма? — продолжал дядя, чуть более благосклонно.
— Чтобы перед отъездом из университета рассчитаться с долгами, сэр.
— Ваш отец — человек небогатый.
— Да, сэр. Поэтому я и не смог обратиться с этой просьбой к нему.
— И явились ко мне, человеку совершенно вам незнакомому?
— Что вы, сэр — вы же мой дядя! Больше, чем дядя: вы, если позволите мне так выразиться, мой идеал, мой кумир!
— Вы льстите, мой дорогой Верекер, и очень ошибаетесь, если полагаете, будто сможете выудить из меня тем самым тысячу фунтов. Денег я вам не дам.
— Разумеется, сэр, если вы не можете…
— Я не сказал: «не могу». Я сказал: «не дам».
— Думаю, если можете, то все же дадите.
Сэр Чарльз улыбнулся и кружевным платочком хлопнул по рукаву.
— А знаете, вы меня весьма забавляете. Прошу вас, продолжайте. Итак, что заставляет вас думать, будто я дам вам столько денег?
— Мне кажется, я смог бы оказать вам услугу, которая будет стоить тысячи фунтов.
Сэр Чарльз изумленно поднял брови.
— Неужели шантаж?
Верекер Треджеллис вспыхнул.
— Сэр, я удивлен. — Голос юноши прозвучал мягко, но твердо. — Зная, что за кровь течет в моих жилах, — как могли вы с моей стороны заподозрить намек на нечто подобное?