Шрифт:
1
— Предатель — вот ты кто!.. Я спрашиваю в последний раз: ты будешь ещё позорить честь племени?
Йескела был не на шутку сердит. В сумрачном свете Пещеры Кожаного Чулка его бледное лицо казалось серым. Губы дрожали, белёсые брови сдвинулись, а прыщик на носу, казалось, стал тёмным.
— Отвечай!
—
Тут Йескела, забыв о необходимости быть невозмутимым и важным, жалобно вскричал:
— Опять ты дразнишься? Ничего ты не понимаешь в индейских делах. И Димка не понимает. И никто!
Алёша Пенкин считал себя знатоком и хранителем боевых традиций славных индейских племён. Привлекали его и удэгейцы, но, разумеется, индейцы были интереснее. Из писателей он признавал за настоящих только Фенимора Купера, Майн Рида да ещё Владимира Арсеньева. Себя он называл: «Йескела, вождь племени йескелов», но никому не говорил, что это — его обычное имя Алексей, только перевёрнутое.
Углубление в заброшенном глиняном карьере он называл Пещерой Кожаного Чулка. Здесь у него были спрятаны «мокасины», сшитые из обрывков бараньей шкуры, «томогавк» — сломанный топор, который он подобрал около кухни, и головной убор из перьев курицы, которую задавила Жучка.
Ребята звали его Алёша — Куриное перо, хотя он всячески настаивал на том, чтобы слово «куриное» сменили на «соколиное».
Алёша был единственным представителем храброго племени йескелов. Отрядный запевала и балагур Славка Брызгин, маленький, вихрастый, весь в веснушках хлопец, считался его тайным единомышленником. Они вместе зачитывались Купером, Ридом и Арсеньевым, вместе дней десять назад, уже в лагере, тайно поклялись «быть как индейцы», и несколько вечеров подряд Славка ходил в лес, чтобы подстрелить из лука ворону или коршуна, — он тоже собирался сделать себе индейский головной убор.
Но, признаться, дружба в племени йескелов не очень то вязалась. Алёша умел только мечтать; он очень любил читать о приключениях и думал, что уже только от этого он становится героем. Слава тоже любил книги, не рвался в бучу пионерской жизни и посмеивался над Йескелой из-за его неуклюжести и слабости. А вчера они просто поссорились.
— Почему ты не купаешься? Хочешь, научу плавать? — предложил Славка.
— Йескелы презирают воду, — пробурчал Алёша и демонстративно отвернулся от реки, где свесёлым гомоном плескались ребята.
На пути из леса товарищи пристали к «вождю племени»:
— Чего ты плетёшься кое-как?
— Он презирает ходьбу пешком, — фыркнул Славка. — Он привык скакать на мустанге.
Алёша многозначительно и зло выпучил глаза на приятеля.
— А что? — взъерошился Славка. — Факт, ходить не умеешь. Всегда в хвосте плетёшься.
И вот сегодня в Пещере Кожаного Чулка состоялось объяснение по поводу вчерашнего разговора.
— Хорошо, — взяв себя в руки, Йескела холодно прищурил глаз. — Я как вождь запрещаю тебе надевать боевой убор из перьев.
У Славки чуть не сорвалось: «Хо-хо!» Ему очень хотелось поиздеваться над своим «вождём» и над его головным убором. Но он подумал, что так ведь можно и совсем рассориться. Вчера он перехватил, да если ещё и сегодня… Алёша разозлится окончательно. И Славка заговорил примирительно:
— Знаешь, Йескела, ведь штука не только в перьях. А? Ну, вот Олег Кошевой, никаких перьев у него не было, а… Я, знаешь, что думаю?..
Но тут в лагере тревожно запел горн. Славка вскочил, прислушался.
— Бежим!
— Обожди, я запрячу это. — Алёша начал стаскивать с себя «одежду вождя».
— Ну, а я побегу…
В лагере чувствовалось что-то необычное. Шагом никто не ходил — все бегали. Связные то и дело подбегали к старшему пионервожатому и мчались от него в разные стороны.
— Ты где был? — набросился на Славку звеньевой Дима Крутояров, высокий загорелый крепыш, вратарь лагерной футбольной команды.
— Далековато, — уклончиво ответил Славка.
— В следующий раз я тебе покажу «далековато»! Уже и линейку распустили… Пенкин где, не знаешь?
— Сейчас придёт.
— Ну, слушай. Завтра утром — в поход на три дня. До лагеря имени Павлика Морозова. Там — соревнования. Понятно? А ты шляешься где-то со своим Пенкиным.
— На три дня? И соревнования? А в футбол будем?
— Обязательно.
— Кросс… Постой. А как через реку? Ведь мостик-то снесло…
Четыре дня бродили над Уралом чёрно-синие грозные тучи. Четыре дня хлестали землю ливни. Помутнели и взбухли реки. Каменка, на которой стоял лагерь, и без того быстрая, своенравная, совсем взбунтовалась, и подмыв сваи пешеходного мостика, обрушила их в воду и унесла куда-то далеко по течению.
Как же Дима забыл об этом?!
— Н-да. И верно ведь. — Дима задумчиво посмотрел на реку. — Ну, начальник-то лагеря тоже знает об этом! Наверное, будем вплавь… Стоп! — Дима заметил вышедшего из леса Алёшу. — Ко мне! Пенкин!
Алёша подошёл.
— Это ты так по сигналу «сбор» являешься? И галстук вкривь повязан!
— У меня нога стёртая.
— А кто виноват, что она стёртая?.. Ну ладно. Идёмте сейчас походные вёдра чистить. Звено уже там.
— Ну вот, так и знал. — Алёша поморщился. — Что, девчонки не могут что ли почистить?
Дима строго глянул на него, поджал губы:
— Не хнычь. Белоручка какой! — И выругался: — Инде-ец!
— Мы не хнычем и не стонем, не горим мы и не тонем! — озорно пропел Славка, и сам удивился, что получилось в рифму. — Здорово! Димка, давай я все твои распоряжения стихами буду говорить?
— Скажи своим ногам, чтобы бежали к вёдрам на кухню.