Падение Пятого
Шрифт:
Проходит не более минуты с начала тренировочной программы, а Лекторий уже полностью чист от могов. У Гвардии раунд обычно длился минут семь, прежде чем они объявляли перерыв. Наверное, это всего лишь потому, что в них никто не стрелял реальными пулями. Я вылезаю из-за Кафедры и шлепаю по панели управления, пока системы Лектория не выключаются.
— Сработало! — удивленно выкрикивает Сара. — Мы их сделали, Сэм!
Когда Сара встает, я замечаю на задней стороне ее левой ноги горелое пятно. Ее джинсы разодраны, и через дырку видно,
— Тебя подстрелили! — восклицаю я.
Сара смотрит на свою ногу.
— Черт. Даже не заметила. Должно быть, просто содрало кожу.
Адреналин выветривается, и Сара прихрамывает ко мне. Я поддерживаю ее за талию, и мы как можно быстрее покидаем Лекторий, прихватывая на выходе еще оружия. Я засовываю второй пистолет за пояс джинсов на случай, если не хватит патронов. Сара отбрасывает свой пустой пистолет и берет какой-то легкий, совершенно чумовой автомат из тех, что я привык считать существующими только в боевиках.
— Ты умеешь с ним обращаться? — интересуюсь я.
— Они все работают примерно по одному принципу, — отвечает она. — Просто целишься и жмешь на курок.
Я бы рассмеялся, если бы так сильно не волновался за отца и коматозных Джона с Эллой. Мы не слышим звуков борьбы, пока пробираемся через разгромленную мастерскую, аккуратно обходя разбросанный нами мусор. В пентхаусе пугающе тихо. И я далеко не уверен, хороший ли это знак.
Быстро заглядываю в коридор. Никого не видно. Пол покрыт могадорским пеплом, но в остальном все спокойно. Тишину нарушают лишь звуки сквозняка, гуляющего по этажу — спасибо могам, перебившим на своем пути все окна.
— Думаешь, мы всех перебили? — шепчет Сара.
Словно в ответ, с крыши доносится шорох, как будто там кто-то бегает в ботинках. Должно быть, наверху еще есть могадорцы, и они сгруппируются для следующей атаки, как только поймут, что первая волна уничтожена.
— Надо немедленно уносить отсюда ноги, — говорю я, помогая Саре двигаться. Мы спешим по коридору.
Неуклюже топая, показывается Берни Косар, все еще в форме медведя. Он ранен, весь его правый бок дымится от попаданий из бластеров. Он уставляется на меня так, будто пытается мне что-то сказать. Жаль, что я не владею телепатией животных, как Джон. Почему-то Берни выглядит грустным. Печальным, но решительным.
— Берни, с тобой все хорошо? — спрашивает Сара.
БиКей рычит и превращается в сокола. Он вылетает через окно наружу и взмывает вверх. Похоже, он решил задержать оставшихся на крыше могов, пока мы эвакуируем Джона и Эллу. И в этот момент я понимаю, что означал его взгляд: он пытался сказать «прощайте» на случай, если мы видим его в последний раз. Я глубоко вздыхаю.
— Ладно, идем, — говорю я глухо.
Вход в комнату Эллы блокирует опрокинутый книжный шкаф, усеянный дырками от пуль. Очевидно, отец использовал его в качестве укрытия.
— Пап? — шепчу я. — Все чисто, выходи.
В ответ
— Пап?! — говорю я чуть громче, уже с дрожью в голосе.
Снова ничего. Со всех сил врезаюсь плечом в шкаф, но тот крепко застрял. Меня захлестывает боль и отчаяние. Почему он не отвечает?!
— Гляди, наверху! — говорит Сара, указывая на небольшое отверстие, достаточное, чтобы пролезть между шкафом и верхом дверного проема. Я вскарабкиваюсь, пролезаю в дыру, обдирая коленки о выступающие полки, и неуклюже приземляюсь на другой стороне. Миновала всего секунда, но я уже успел вообразить расстрелянного из бластера отца и убитых прямо во сне Джона и Эллу.
— Пап...? — У меня перехватывает дыхание. Кажется, время замедляется. Ватные ноги несут меня к кровати. — Пап?
Джон с Эллой выглядят целыми, они находятся все в том же коматозном состоянии, абсолютно равнодушные к творящемуся вокруг них хаосу. Абсолютно равнодушные к тому, что поверх них лежит тело отца.
Его глаза закрыты. Живот разворочен кровоточащей раной. Его руки все еще сжимают края раны, будто в попытке соединить их вместе. Разряженная винтовка, сплошь покрытая его кровавыми отпечатками, валяется на полу. Господи, сколько же он еще сражался после того, как его подстрелили?
Сара шумно втягивает воздух, как только перелезает через шкаф.
— О Боже, Сэм...
Мне в голову не приходит ничего, кроме как взять отца за руку. Она холодная. Глаза застилают слезы. А потом я вспоминаю, что во время нашего последнего разговора я практически назвал его предателем.
— Прости меня, — шепчу я.
Отец сжимает мою руку, и я чуть не подпрыгиваю до потолка.
Он открывает глаза, и я замечаю, что ему стоит большого труда сфокусировать на мне взгляд, и в тот же миг я понимаю, что он лишился очков — наверное, они разбились в пылу битвы.
— Я защищал их, сколько мог, — сдавленно говорит отец, булькая кровью, стекающей из уголка рта.
— Вставай, мы уходим, — отвечаю я, падая рядом на колени.
Лицо отца искажает гримаса боли. Он качает головой.
— Без меня, Сэм. Тебе придется выбираться самому.
С крыши доносится отчаянный вой Берни Косара. Отчаянный и агонизирующий.
Сара нежно кладет мне руку на плечо.
— Сэм, прости. Но у нас мало времени.
Мотаю головой и сбрасываю руку Сары, дернув плечом. Гляжу на отца, уже не скрывая бегущих по щекам слез.
— Нет, — шиплю я зло, — второй раз ты меня не бросишь.
Сара пытается пролезть мимо меня и вытащить Эллу из-под отца. Я не помогаю. Я знаю, что веду себя глупо и эгоистично, но не могу дать ему уйти так просто. Всю свою жизнь я искал его, и вот теперь все рушится.
— Сэм... уходи, — шепчет он.
— Сэм! — призывает Сара, поднимая Эллу на руки. — Ты должен забрать Джона, нам нужно уходить.
Я не свожу глаз с отца. Он медленно кивает, и еще больше крови вытекает из его рта.