Падение Рима
Шрифт:
– Месть! – ответила та резким голосом, и такой смертельной ненавистью сверкал ее единственный глаз, что Цетег невольно отступил.
– Месть – кому же? – спросил он.
– Дочери Теодориха! Но я не хочу задерживать тебя: я видела, как в твои ворота прошел мой старый друг, Петр.
«Ну, – подумал Цетег, этого ты не могла видеть, потому что я провел его через садовую калитку. Значит, вы сговорились сойтись у меня. Но чего же вам нужно от меня?»
– Я не задержу тебя долго. Ответь мне только на один вопрос: я хочу и могу погубить Амаласвинту. Согласен ли ты помогать мне?
«А,
– Готелинда, что ты желаешь погубить ее, этому я верю, но чтобы ты могла сделать это – сомневаюсь.
– Слушай и суди сам: я знаю, что она убийца трех герцогов. Герцога Тулуна убили подле моей виллы. Перед смертью он ударил мечом убийцу. И мои люди нашли их обоих еще живыми и перенесли их ко мне. Тулун – мой двоюродный брат, ведь я также из рода Балтов. Он умер на моих руках. Убийца его перед смертью сознался, что он – исаврийский солдат, что ты послал его к регентше, а регентша – к герцогу.
– Кто же еще слышал это признание? – спросил Цетег.
– Никто, кроме меня. Никто и не узнает, если ты согласишься помогать мне. Если же…
– Без угроз, Готелинда. Ты сама имела неосторожность сказать, что никто, кроме тебя, не слыхал этого признания. А если ты станешь обвинять Амаласвинту, тебе никто не поверит, потому что все знают, что ты – смертельный враг регентши. Поэтому угрозами ты ничего не поделаешь. Но позволь позвать сюда Петра. Мы вместе посоветуемся.
И он вышел и привел Петра.
– Теперь вместе обдумаем дело, – начал снова префект. – Положим, что вы погубите Амаласвинту. Кого посадите вы тогда на престол? Ведь для византийского императора дорога к этому трону еще не свободна.
Некоторое время Петр и Готелинда молчали, смущенные его прозорливостью. Наконец Готелинда ответила:
– Теодагада, моего мужа, последнего Амалунга.
– Теодагада, последнего Амалунга, – медленно повторил Цетег. И быстро соображал про себя: «Народ не любит Теодагада. Он получит корону только при содействии Византии и, следовательно, будет в ее руках, и византийцы явятся сюда раньше, чем у меня будет все готово к их встрече. Нет, это мне не выгодно, – надо как можно дольше не допускать их сюда».
– Нет, – громко ответил он. – Мне нет расчета действовать против Амаласвинты. Я на ее стороне.
– Быть может, это письмо изменит твое решение, – сказал Петр, подавая ему письмо Амаласвинты к Юстиниану.
Цетег прочел его.
«Несчастная! – подумал он. – Она сама себя погубила: она призывает византийцев, делает именно то, чего я опасался со стороны Теодагада. И теперь они явятся немедленно, хочет ли она этого или нет. И пока она будет королевой, Юстиниан будет играть роль ее защитника. Нет, Амаласвинте – конец!»
– Неблагодарная! – громко заявил он. – За всю мою преданность она готова погубить меня. Хорошо, господа, я ваш и думаю, что мне удастся убедить Амаласвинту самой отказаться от короны в пользу Теодагада. Благородство в ней сильнее даже властолюбия. Да, я уверен в успехе: приветствую тебя, королева готов! – и он поклонился Готелинде.
С нетерпением ожидала Амаласвинта ответа
Оставалось еще обезопасить себя от мести сторонников Балтов. С этой целью она решила привлечь к себе третий по знатности и могуществу род готов – Вользунгов, во главе которых стояли два брата: герцог Гунтарис и граф Арагад. Если бы Вользунги со своими сторонниками были на ее стороне, ей нечего было бы бояться. Оказалось, что привлечь их к себе было очень легко: младший из братьев – Арагад был влюблен в Матасвинту, дочь регентши. Конечно, она решила выдать дочь за графа. Но Матасвинта наотрез отказалась. В сильном волнении ходила Амаласвинта по комнате. Перед нею спокойно стояла ее дочь, красавица Матасвинта.
– Одумайся, – горячо говорила мать. – Что можешь ты иметь против графа Арагада? Он молод, прекрасен, любит тебя. Его род теперь, когда Балты уничтожены, считается вторым после Амалов. Ты и не подозреваешь, как необходима их поддержка моему трону, который без них может пасть. Почему же ты отказываешься?
– Потому что я не люблю его – спокойно ответила дочь.
– Глупости! Ты – дочь короля, ты обязана жертвовать собою государству, интересам своего дома.
– Нет, – ответила Матасвинта. – Я женщина и не пожертвую своим сердцем ничему в мире.
– И это говорит моя дочь! – вскричала Амаласвинта. – Взгляни на меня, глупое дитя: видишь, я достигла всего лучшего, что только существует на земле.
– Но ты никого не любила в своей жизни, – прервала ее дочь.
– Ты знаешь? Откуда же? – с удивлением спросила мать.
– Я знаю это с детства. Конечно, я была еще очень мала, когда умер мой отец. Я еще не могла всего понять, но и тогда уже чувствовала, что он несчастен, и тем сильнее любила его. Теперь я давно уже поняла, чего ему не доставало: ты вышла за него только потому, что он после Теодориха, стоял ближе всех к трону. Не из любви, а только из честолюбия вышла ты за него. А он любил тебя.
Амаласвинта с удивлением взглянула на дочь.
– Ты очень смела и говоришь о любви так уверенно… Да ты сама любишь кого-то! – быстро вскричала она. – Вот почему и упрямишься.
Матасвинта опустила глаза и молчала.
– Говори же, – вскричала мать. – Неужели ты станешь отрицать истину? Неужели ты труслива, дочь Амалунгов?
Девушка гордо подняла голову.
– Нет, я не труслива и не буду отрицать истины. Я люблю.
– Кого же?
– Этого никакие силы в мире не заставят меня сказать, – ответила девушка с такой решительностью, что мать и не пыталась узнать.