Падение Рима
Шрифт:
Шагая в похоронной процессии, Лев I с любопытством, искоса бросая взгляды, рассматривал рядом с ним шагавшего Валентиниана III, оставшегося без опеки. Он видел его всего один раз в Равенне, куда ездил, как только в 440 году заполучил тиару. Там ему представили императора, как показалось папе, худенького отрока, хотя этому отроку, отцу семейства, было тогда уже двадцать два года. Позже, убедившись в его слабоумии, папа призвал Бога и Иисуса Христа, чтобы они как можно дольше продлили жизнь матери Валентиниана, несмотря на её пороки...
И вот Плацидии не стало. А что касаемо пороков, то это свойство человека, наделённого разумом, плодить их и приумножать. Заметьте,
Совсем недавно доложили папе, что в Риме возникла новая христианская секта, так называемое «братство адамитов», в которую входили представители обоих полов. Обедни, молитвы, молебны они совершали ночами, а приступая к святому причастию, предавались непристойнейшим объятиям и блуду.
«Грехи наши тяжкие!» — воздыхал папа и, когда процессия проходила мимо Латеранского дворца, где находилась его резиденция, вдруг неожиданно возникло перед глазами лицо старого священника Присциллиана... «Вот он и мой великий грех!» — с ужасом подумал Лев I.
Святой отец Присциллиан не хотел признавать, что папа Лев I есть наместник Христа на Земле. Тогда Присциллиана схватили, заковали в цепи и бросили в темницу. Потом монахи бросились выяснять: согласен ли он отречься от своих заблуждений?..
Так как несчастный отказывался отвечать, палачи вложили его ноги и руки в тиски, а когда лопнула кожа и начали выходить кости из суставов, подтащили его к огню.
— Отрекись от своих ошибок, Присциллиан, и прославь Льва, отца верующих!
В страшных мучениях Присциллиан возносил молитвы к небу и отказывался славить папу.
Тогда приступили к пытке огнём. Несчастному спалили волосы и кожу на голове, прижигали тело раскалённым железом, капали на открытые раны горячим маслом, и, наконец, палач влил в него кипящую жидкость; после двух часов нечеловеческих мучений Присциллиан испустил дух...
О пытках священника папа знал и не остановил казнь. В назидание другим. Разве папа не наместник Христа на Земле?! Пусть попробует кто ещё усомниться.
Рим, и в тебя скоро также вольют кипящее масло...
Бежал-бежал зверь исполинский, неведомо какой породы, и достиг Адриатического залива, в небе блеснула молния, пала на землю и впилась зверю между рогов. Замертво упал он на берегу и далеко в море высунул свой огромный язык. Из него и образовался языкообразный выступ, а на нём уже со временем возник город Аквилейя — главный город провинции Венетии, город, омываемый не только морем, но ещё и с востока рекой Натиссой.
Аквилейя, окружённая двойными каменными высокими стенами, представляла собой неприступную крепость: тактика её взятия «лавиной», которую применил Аттила при сокрушении Августы Винделиков, тут не подходила. С одной стороны только и можно было подступиться к крепости, со стороны суши.
Аттила, посовещавшись со своими начальниками, переправился через Натиссу и стал медленно подбираться к Аквилейе; для этого сосредоточил огромное количество метательных машин и несколько таранов. Вначале заработали метательные машины, кидая за стены горшки с горящей смесью, зажжённые факелы, многопудовые камни, что откалывали пленные от рядом стоящей скалы, а потом подвинули тараны... Но как только они оказались у ворот, ворота распахнулись, и римляне с диким рёвом выхлестнулись через них, перебили тех, кто обслуживал эти машины, порубили поддерживающие отряды гуннов, закатили тараны в город и ворота за собой с лязгом железным захлопнули.
— Гарнизон Аквилейи храбрый и хорошо обучен, — сказал Аттиле стотысячник Гилюй. — Много у нас, повелитель, войска, но количеством здесь ничего не сделаешь... Скажи, великочтимый, а зачем он тебе нужен, этот город?
— Тебе бы. Гилюй, всё по степям скакать... Я хочу иметь его как защиту у себя в тылу. Пойдя на Рим, буду знать, что спина моя также хорошо закрыта, как грудь и живот...
Наблюдая за неудачными попытками повелителя взять почти неприступную Аквилейю, в голову к Ириску приходили мысли, что уже четыре года Аттила вот так же безуспешно бьётся за несчастную женщину, стремясь вызволить её из плена, четыре года с того дня, как он передал Аттиле письмо от Гонории с просьбой взять её в жёны. И четыре года Приск также находится рядом с правителем гуннов, ведя свои записи обо всём, что тот делает и говорит... (В скобках замечу, что потом писатели Иордан и Прокопий Кесарийский многое используют из того исторического материала, к сожалению, мало до нас дошедшего, которым поделился со своими современниками фракиец Приск, бывший секретарь византийского императора Феодосия II. Использовали Иордан и Прокопий из записок Приска в своих трудах и эпизод с аистами...).
Ещё несколько приступов предпринял Аттила на Аквилейю, и снова неудача... Уже начали роптать воины.
— Боги отступились от нашего повелителя, — говорили они.
Зеркон Маврусий пришёл к грозному владыке и сказал ему:
— Поставленный солнцем и луной, ты велик, Аттила. Но всё же человек... Наверное, ты тоже устал... В последнее время мне снится, что я несу на спине вместо горба целую гору. Твоя же гора на спине — это бремя забот целого мира. Подумай, рождённый землёй и небом, над тем, не повернуть ли нам вспять от этого города?..
Ничего не ответил мудрецу Аттила, лишь угостил его из своей чаши напитком кам. Вышел повелитель из палатки и, окружённый военачальниками, стал прохаживаться недалеко от каменных стен крепости, раздумывая над словами горбуна. И вдруг обратил внимание, что белоснежные аисты, которые обычно устраивают свои гнезда на крышах домов, тащат птенцов из города и, вопреки своим привычкам, уносят их куда-то за поля... И тогда он повернулся к Гилюю, с которым тоже недавно спорил, и поделился соображением.
— Посмотри, — сказал Аттила, — на этих птиц: предвидя будущее, они покидают город, которому грозит гибель, они бегут с укреплений, которые падут, так как опасность нависла над ними. Это не пустая примета, в предчувствии событий, в страхе перед грядущим меняют птицы свои привычки...
Аттила был очень проницательным и пытливым, отмечает Приск.
Повелитель придумал соорудить несколько деревянных башен, поднимавшихся выше зубцов стен, и поместить их на крепко связанные три больших плота. Затем все эти громоздкие сооружения столкнули в реку и подвели вплотную к крепостной стене. Наверх башен он послал тысячу Андагиса. Воины тут же перекинули на крепостные зубцы мосты и бросились по ним на стену, а оттуда к воротам. И вскоре распахивают их... Гуннская конница яростно врывается в город, грабит, делит добычу, разоряет всё с такой яростью, что, как кажется, не оставляет от города никаких следов... И уже Иордан сообщает далее, что «ещё более дерзкие после этого, всё ещё не пресыщенные кровью римлян, гунны вакхически неистовствуют по остальным венетским городам. Опустошают они Медиолан (Милан), главный город Лигурии; равным образом размётывают Тицин (Павию), истребляя с яростью и близлежащие окрестности, наконец, разрушают чуть ли не всю Италию.