Падение Рима
Шрифт:
— Дорогой Октавиан, а ведь ты выдвигаешь против бывшего друга страшное обвинение... И учти — бездоказательное!
— Милочка, о том, что он виноват в смерти Кальвисия, мне говорит моё сердце.
— Конечно, к голосу сердца прислушиваться надо, но оно не есть справедливый судья... Только неопровержимые факты докажут его вину, а у тебя их нет, Клавдий...
— И то верно. Ладно, откройте Флакку двери, как только он придёт. Я выясню у него всё лично сам.
Флакк знал, что Клавдий непременно станет искать причину самоубийства Кальвисия Тулла, может быть, в чём-то будет подозревать и его, но сенатор
Красноречиво изложив обстоятельства того дела, недаром в сенате после Петрония Максима Себрий считался лучшим оратором, он убедил Клавдия в том, что самоубийство Кальвисия не было простым уходом от ответственности, а являлось следствием каких-то запутанных домашних дел, его душевного настроения... Если бы он боялся палачей евнуха Антония Ульпиана, то наложил бы руки на себя один, а ведь с ним вместе ушла из жизни какая-то служанка... В конце концов, Клавдий поднял фиал примирения, и они выпили, снова довольные друг другом.
Теперь Клавдий был в курсе всех дел, творимых и в Сенате, и в императорском дворце: сидя за чашей фалернского или греческо-хиосского, Себрий подробно рассказывал, чтобы окончательно войти в прежнее доверие, обо всём, что касалось империи. То, что она больше и больше погружалась во тьму, было ясно Клавдию и без рассказов друга. Но откровения его лишний раз подтверждали уверенность бывшего гвардейца, что империя должна скоро окончательно развалиться, ибо давно всё шло к этому — мельчали люди и императоры, вырождаясь в откровенных придурков, которым стало наплевать на всех... Им бы самим урвать кусок пожирнее, а что касается их подданных, то пусть дохнут, как без пойла свиньи, в грязи и навозе...
— Ты бы видел Аэция, — говорил Себрий Флакк. — И этот «последний великий римлянин», три раза возведённый в консулы, что, как ты понимаешь, является редкостью для простого патриция, тоже ворует и слева, и справа. Я понимаю, у него теперь два сына — Карпилион и младший Гауденций, им в наследство надо кое-что оставить, но не откровенно же хапать! Сейчас у него три виллы на Адриатическом море, две на Тирренском... Вместе с другими военачальниками разворовал воинскую казну, бессовестно устраивает кутежи. Как говорят, сорвался с цепи после смерти Галлы Плацидии...
И вдруг через неделю поднимается взволнованный Себрий к Клавдию на крышу дома и восклицает:
— Убит Аэций! Самим императором... По чьей-то подсказке, и скорее всего по подсказке Петрония Максима, этого хитрого змея, который добродетель воздвиг в ранг своей политики, хотя от его добродетели разит, как от тухлой капусты. Валентиниан стал укорять Аэция в беспутстве и воровстве...
— И это ты мне говоришь, щенок?! — возмутился Аэций. — Мне, который, если захочет, дунет на тебя, и ты, как мыльный пузырь, слетишь со своего трона...
С императором чуть не случился припадок. Но он как-то обрёл себя и, ни слова не говоря, зайдя сзади, нанёс полководцу сверху вниз удар коротким мечом в шею. Тот упал, обливаясь кровью, и скончался.
Пока во дворце относительно тихо, продолжал далее рассказывать Себрий, но за его пределами дружинник Аэция гот Оптила поклялся отомстить Валентиниану... И этим не преминет воспользоваться всё тот же Петроний. Если император думал, что на его трон метил Аэций, то он ошибался... Метит Петроний Максим.
Он никогда не простит императору позора и смерти своей жены. Нет, не простит!
Оставаясь один, Клавдий всё чаще и чаще задумывался о судьбе так и не ставшей ему невесткой Гонории, которую любил сын и погибший фактически из-за любви к Августе... И она уже сошла в могилу... Об этом сейчас не принято распространяться, но о её кончине поведал Клавдию старый мудрец-стоик Хармид, верящий в богиню, у которой зри имени: Афродита, Урания и Анадиомена...
Как-то весенним днём, когда звёзды крупно зависли над Римом, Клавдий вышел из своего таблина и, миновав парадные комнаты, сад с фонтаном, пинакотеку, по лестнице поднялся по обыкновению на плоскую крышу дома. Там уже на столике стояли вина и закуски. Стемнело. Как и в прошлый раз, когда появилась Гонория, Клавдий услышал стук колёс тяжёлой) фургона по мостовой. И сейчас фургон остановился напротив огороженного места, где была «похоронена молния». При свете уличных фонарей Клавдий разглядел закутанного в лацерну старика, который с кряхтеньем слез с козел.
Потом он подошёл к двери и звякнул медным кольцом. Вскоре на крышу распорядительница привела чернобородого старика, от которого Клавдий узнал о смерти Гонории на Капри, где Хармид со своими детьми и зятем давал цирковые представления. Это он тогда помог Гонории, её слуге анту Радогасту и служанке Джамне добраться из Анконы в Рим.
— Со смертью Аттилы у Гонории отняли надежду, и она увяла, как цветок осенью... — говорил Хармид.
— Всю жизнь провести в темнице — это страшная кара богов... Только в чём она провинилась? — спросил мудреца Клавдий.
— Может быть, это кара за деяния предков?
— В таком случае она полностью искупила их вину, и теперь восседает, надеюсь, вместе с сыном моим на природе Элисиума в подземном мире, где эфир и поля облекаются пурпурным светом, а леса благоухают лавром, где своё солнце и свои звёзды, а на лугах пасутся белые кони.
— Ты поместил, Клавдий, души родных тебе людей — сына и Августы — в те луга, поля и леса, которые изобразил Вергилий в своей бессмертной «Энеиде», отправив Энея в царство Аида... Но тот же Вергилий в своих эклогах предсказал рождение некоего младенца, который принесёт с собой на землю мир... Не пророчествовал ли Вергилий о рождении Христа?.. Тогда души твоего сына и Гонории должны будут восседать в небесном раю, а не в подземном Элисиуме...
— Я язычник, Хармид... И предпочитаю для них Элисиум, туда я отправлюсь сам и там обитает душа моей жены, матери Евгения.
...16 марта 455 года, спустя полгода с того дня, как Аэция убил император, погиб он и сам от меча гота Оптилы, и уже на второй день императором Рима был провозглашён сенатор Петроний Максим.
Вдовствующий император вскоре захотел жениться тоже на вдовствующей Евдоксии, та оказала некоторое сопротивление, но всё-таки сделалась его женой.
Однажды Петроний Максим, зная, что Евдоксия не любила своего покойного мужа, признался, что это он подстроил убийство Валентиниана... Но Евдоксия не любила и Петрония Максима; она тайно отправляет к королю вандалов Гензериху гонца с письмом, в котором просит прийти ей на помощь и защитить от произвола тирана...