Шрифт:
Wilbur Smith
A Sparrow Falls
Издательство АЗБУКА®
Посвящается моей жене Мохинисо. Она – лучшее, что подарила мне жизнь
Небо над полями сражений во Франции покрывали низкие синюшно-свинцовые тучи; тяжелые и будто исполненные чувства собственного достоинства, они не спеша катились в сторону германских позиций.
Бригадный генерал Шон Кортни провел здесь
– Вечером снег пойдет, – проворчал он.
– Ничего удивительного, сэр, – отозвался лейтенант Ник ван дер Хеевер, дежурный офицер, оглянувшись на него через плечо.
Нагружен ван дер Хеевер был тяжело. Кроме винтовки и патронташа, он тащил на себе брезентовый ранец, поскольку генерал Кортни собирался нагрянуть в офицерскую столовую Второго батальона, чтобы там пообедать. Однако в данный момент ни сам полковник, ни остальные офицеры батальона не догадывались о чести, что скоро им будет оказана, и Шон злорадно ухмылялся, предвкушая, какую панику вызовет его неожиданный визит. И только содержимое ранца предназначалось в качестве пусть небольшого, но вознаграждения за пережитое потрясение: там лежало с полдюжины бутылок шотландского виски и жирный гусь.
Шон прекрасно знал, что для подчиненных столь непринужденные манеры их командира, его неожиданные, без предупреждения и без свиты, визиты на передовую носят, мягко говоря, дезорганизующий характер. Неделю назад он снял трубку полевого телефона и случайно подслушал разговор между двумя офицерами, майором и капитаном.
– Этот старый хрыч думает, что тут у нас война с бурами. Ты что, не можешь как-нибудь придержать его в штабе?
– Легко сказать… попробуй удержи слона.
– Ну, по крайней мере, предупреждай, когда он идет…
Шон снова усмехнулся и поплелся дальше за своим адъютантом; по ногам в обмотках хлопали полы шинели, а голова под каской, смахивающей на суповую тарелку, из-за холодной погоды была замотана шелковым шарфом. Доски, проложенные в траншее, пружинили под тяжестью двух мужчин, липкая грязь булькала и хлюпала под ногами.
Эту часть передовой он не знал; не прошло еще и недели, как бригада вышла на позиции. Но в нос ему ударил хорошо знакомый смрад. Затхлый, пахнущий плесенью запах сырой земли и грязи, густо насыщенный ароматами гниющей плоти и нечистот и застоялым душком, оставленным сгоревшим бездымным порохом и разрывами фугасов.
Шон принюхался и с отвращением сплюнул. Он знал, что не пройдет и часа, как перестанет замечать эту вонь, но сейчас казалось, что она ложится на гортань изнутри, словно холодная смазка. Он снова посмотрел на небо и нахмурился. То ли ветер переменился и тянул теперь с востока, то ли в лабиринте траншей они не туда свернули, но низкие тучи катились уже совсем не в том направлении, на которое, как он прекрасно помнил, указывала карта.
– Ник!
– Да, сэр!
– Ты, случайно, не заблудился?
В глазах оглянувшегося на него подчиненного мелькнула неуверенность.
– Как вам сказать, сэр…
Последние четверть мили траншеи оказались пусты, им не встретилось ни единой души в этом запутанном лабиринте меж высокими земляными стенками.
– Надо бы осмотреться, Ник.
– Слушаюсь, сэр.
Ван дер Хеевер бросил быстрый взгляд вперед вдоль траншеи и сразу обнаружил то, что искал. У следующего перекрестка стояла прислоненная к стенке деревянная лестница. Она доставала до самого верха бруствера из мешков с песком. Лейтенант двинулся к ней.
– Будь осторожен, Ник! – крикнул ему в спину Шон.
– Слушаюсь, сэр, – ответил молодой человек. Он прислонил винтовку к стенке траншеи и полез вверх.
Шон прикинул, что до передовой они не дошли ярдов триста-четыреста, а смеркается довольно быстро. Воздух под низкой облачностью окрасился в мягкий пурпурный цвет, для точной стрельбы такого освещения маловато, а кроме того, Шон знал, что, несмотря на свой возраст, ван дер Хеевер – вояка опытный. Выглядывать поверх бруствера надо быстро – как сурикат выглядывает из своей норы.
Вот лейтенант присел на корточки на самом верху лестницы; быстро высунув голову, огляделся и сразу же нырнул вниз.
– Холм далеко слева, – сообщил он.
Холмом они называли округлый курган, поднимавшийся не более чем на сто пятьдесят футов над однообразной, почти лишенной ориентиров равниной. Когда-то его покрывал густой лес, но теперь от леса остались расщепленные обрубки стволов высотой по пояс, а склоны были усеяны воронками разрывов.
– А ферма далеко? – спросил Шон, глядя вверх.
Ферма представляла собой прямоугольник раздолбанных стен без крыши прямо перед участком, который оборонял батальон. Для артиллерии, пехоты и авиации ферма являлась главным ориентиром.
– Сейчас посмотрю, – отозвался ван дер Хеевер и снова высунул голову.
Выстрел винтовки «маузер» очень похож на резкий щелчок, громкий и неприятный; в своей жизни Шон так часто слышал этот звук, что научился точно определять расстояние, с которого стреляли, и направление выстрела.
Одиночный выстрел с пяти сотен ярдов, сделанный прямо напротив.
Голова ван дер Хеевера дернулась назад, словно он получил тяжелый удар кулаком, и сталь его каски прозвенела, как гонг. Подбородочный ремешок с треском порвался; круглая каска, крутясь, высоко взлетела в воздух, а затем упала на доски, устилающие дно траншеи, и покатилась в лужу серой грязи.
Какое-то мгновение руки ван дер Хеевера еще держались за верхнюю перекладину лестницы, потом пальцы вяло разжались, он опрокинулся назад и тяжело повалился на дно траншеи; полы его шинели взметнулись, как крылья, и опали.