Падение Софии (русский роман)
Шрифт:
— Пойдем, — сказала Софья Харитину, но не двинулась с места.
Она наклонилась над Вельяминовым и поцеловала его в губы. Мужские губы пахнут коньяком, табаком, они всегда горькие и кислые. Но у Вельяминова они оказались сладкими. От него пахло молоком, вареньем, морским купанием.
Вельяминов пошевелился, вздохнул, забросил руку за голову. На его запястье ясно выделялось несколько красных полосок.
Софья вдруг покачнулась. Она упала бы, если бы Харитин не подхватил ее.
— Пора, — прошептал он. — Не нужно, чтобы нас застали.
Она
— Скорее, — сказал Харитин. — Может прийти медсестра. Она часто приходит проверять.
Он тащил ее за собой.
— Что ей потребовалось здесь проверять? — спросила Софья. Спотыкаясь, она бежала за ним, а он не выпускал ее руки. — С чего ты взял, что она придет?
— Люди ходят и проверяют, не умер ли умирающий, — объяснил Харитин. — Когда они видят, что он умер, они зовут на помощь и суетятся. — Он покачал головой. — Люди вечно спешат, когда нужно остановиться.
— Он ведь теперь не умрет? — спросила Софья. У нее кружилась голова, она хваталась на бегу за стены, за перила лестницы.
— Я забрал у тебя много жизни, — ответил Харитин. — Ему хватит.
На последней ступеньке Софья споткнулась и упала. Харитин подхватил ее за талию, заставил подняться и довел до тротуара. Они взяли электромобиль, чтобы вернуться в отель «Минерва».
— Спи, — приказал Харитин.
И Софья мгновенно провалилась в пустоту.
Когда она проснулась, ни слабости, ни головокружения не чувствовала. Ясный день слегка шевелил занавески. Постель была смята, на подушке осталось несколько капелек крови. Харитин укладывал в саквояж вещи. Поймав на себе взгляд Софьи, он раздвинул губы. Харитин так и не научился улыбаться по-настоящему.
— Мы уезжаем через два часа, — сказал он. — Умойся. Твое платье — шерстяное, с воротничком. Хочешь пелерину? Я еще не уложил.
Софья села в постели, подложила под спину подушку.
— Ты заказал мне какао?
— Да. — Харитин кивнул на термочашку с плотно закрытой крышкой. — Горничная уже принесла.
Он снял крышку, перелил горячее какао в фарфоровую чашечку и подал Софье.
— Почему ты выбираешь, в каком платье мне ехать? — осведомилась Софья, отпивая глоток.
— Так быстрее, — объяснил он.
Она поразмыслила немного.
— Платье не имеет значения, — сказала она наконец. — Подай почтовую бумагу и авторучку.
Он повиновался.
Софья искоса следила за Харитином. Он сохранял полную невозмутимость.
— Ты очень услужлив, Харитин.
— Ты сделала то, что я хотел, — сказал он просто. — Ты оставила мужчину. Ты никогда больше, — тут в его глазах мелькнула и сразу погасла угроза, — никогда не будешь любить мужчину-человека. Иначе я убью его. Любого. Ты будешь любить только меня.
— Мне все равно, — отозвалась Софья. Она допила какао и взялась за почтовую бумагу.
— Я живу для тебя, Софья, — сказал Харитин. — Я — воздух в твоих ноздрях, кровь в твоих жилах. Но ты будешь любить только меня.
— Мы ведь уже договорились, — напомнила Софья. — Я согласилась.
— Может быть, ты не все поняла, Софья, — настаивал Харитин. Он осторожно коснулся ее волос, поднес к лицу длинную прядь, взял губами. — Соня, Соня! Я обожаю тебя! Но я не смогу любить тебя всегда. Это пройдет, как болезнь. Никто не в силах продлить болезнь до бесконечности. Она должна закончиться — выздоровлением или смертью. Болезнь — это путь, это переход, это как мост. Когда-нибудь я выйду на другой берег. Я пойду очень медленно, я буду расковыривать мои раны, я постараюсь продлевать путь. Но он все равно закончится. Знай — это вовсе не потому, что я перестану тебя любить. Даже перестав любить тебя — я буду тебя любить.
— Хорошо, — сказала Софья. — А теперь позволь мне написать письмо.
И она вывела торопливо:
«Милый мой Миша.
Когда Вы получите это письмо, я буду уже далеко.
Мы больше не должны видеться. Вы были первым и останетесь единственным человеком, которого любила Софья Думенская. Будьте счастливы — и не вспоминайте больше меня».
Харитин вышел, чтобы расплатиться по счетам и вызвать электромобиль. Софья так и не смогла прибавить ничего к уже написанному. Она запечатала конверт, написала баденский адрес и имя поручика Михаила Вельяминова, присовокупила просьбу передать ему записку и расплакалась. Ей казалось в те минуты, что она плачет обо всех нерожденных детях и обо всех погибших мужчинах, но на самом деле она просто жалела себя.
Поручик Вельяминов необъяснимым образом пошел на поправку. Правда, он так и не смог забыть Софью Думенскую, однако встреч с нею не искал, дослужился до полковника, вышел в отставку, женился на хорошенькой дочке погибшего однополчанина и, в общем, на закате дней с чистой совестью мог утверждать, что был счастлив.
Казимир Мышецкий, напротив, счастлив не был. Недолгий остаток своих дней он хворал, кашлял и наконец скончался в Бадене в конце лета того же года.
Глава двадцать шестая
Возвращение Софьи в Лембасово произошло только через несколько лет после ее отъезда за границу. Больше она никуда не отлучалась, разве что на несколько дней в Петербург. Мышецкие навсегда оставили всякие претензии и больше в Лембасово не показывались. Приезжал адвокат покойного Казимира, но и он отбыл ни с чем.
В отсутствии хозяйки имение пришло в некоторое запустение, так что Софье пришлось немало потрудиться, чтобы привести все в порядок. Повсюду она появлялась с безмолвным, тихим Харитином. Лишь в очень солнечные дни Харитин отсиживался дома, но, поскольку такие дни в наших краях — большая редкость, то это никому и не бросилось в глаза.