Падение Софии (русский роман)
Шрифт:
Градоначальник официально объявил фольдов гостями Санкт-Петербурга и устроил в их пользу благотворительный бал. Фольды были приглашены в Мариинский дворец. Лучшая публика получила возможность пообщаться с этими «удивительными дикарями», и в журналах появились замечательные по яркости и экзотичности фотографии. Очерки публиковались самые разнообразные. В основном превозносилась первобытная простота фольдов (давно утраченная так называемым «цивилизованным человечеством»), описывались их странные, подчас трогательные обычаи. Печатались даже небольшие разговорники,
На собранные средства нанят был корабль, который без лишних приключений доставил фольдов к их родной планете. Расставание «удивительных дикарей» с Матвеем Свинчаткиным было самое трогательное.
Вместо Витольда мне пришлось нанять другого управляющего, неглупого и честного малого. Как и советовал Витольд, я обрел его на факультете экономики университета. Его работой в имении я был доволен, хотя, забегая вперед, скажу, что дружески мы так и не сошлись. Впрочем, этого и не требовалось.
Я никогда не объяснил моему новому управляющему, кто был тот гость, который посетил меня однажды фиолетовыми февральскими сумерками, возникнув в «Осинках» как будто из ниоткуда. Он появился у меня на крыльце и постучал костяшками пальцев в дверь. Странно, но я стоял как раз за этой дверью — хотел выйти подышать воздухом перед вечерним чаепитием, к которому пристрастился в последние дни.
Я отворил и увидел Харитина.
После долгой разлуки он показался мне еще более маленьким и хрупким. Его задранное плечо мелко подергивалось. Он поднял голову с усилием, как будто это простое движение причиняло ему мучение.
— Я могу войти? — спросил он.
Я отступил, пропуская его в дом.
Он перескочил порог, огляделся и быстро направился в «малую гостиную» — комнату, где они с Софьей сидели, навещая меня в первый раз. Там он запрыгнул на софу и улегся, раскинув руки. Я молча уставился на него.
Он нехотя сел.
— Лежать неприлично? — спросил он тихим голосом.
— В принципе, да, — ответил я.
Харитин смерил меня медленным взглядом.
— Вы теперь другой, — заметил он. — Настоящий хозяин. А вам известно, что нельзя приглашать к себе в дом нечистую силу? Это старинное правило.
Я поморщился.
— Оставьте эти суеверия, Харитин. Хотите чего-нибудь съесть или выпить?
Он едва заметно улыбнулся.
— Я не нуждаюсь в обычной еде и питье, — сказал он. В его глазах мелькнули искры. Он как будто забавлялся. — Ну так что насчет нечистой силы?
— А вы разве нечистая сила? — прямо спросил я.
— А вы как считаете?
— Понятия не имею, — признался я. — Впрочем, я этим никогда не интересовался.
— Софья… — помолчав, заговорил Харитин. — Софья — она умерла?
— Да. Вы разве не знали? — удивился я.
Он покачал головой.
— Раньше, когда я еще любил ее, я знал о ней все. Я знал, когда у нее дурные мысли и когда — добрые, я чувствовал любую ее боль, даже если она просто порезалась травинкой, я угадывал ее желания… Это не пустые слова, Трофим Васильевич.
— Вы не умеете, — сказал я.
Он вскинулся:
— Что?
— Не умеете говорить пустые слова, — объяснил я. — Не приспособлены к этому. Это умеют только люди, да и то не все.
Он задумался, потом покачал головой.
— Никогда не думал о себе таким образом.
— Вы же не человек, — полуутвердительно-полувопросительно проговорил я.
— Не человек, — подтвердил он. — Это так. Когда человек перестает любить, он просто… — Харитин сжал кулаки, потом разжал их, растопырил пальцы. — Отпускает. Как Вельяминов. Но Софья… Я перестал любить ее, и она умерла. Состарилась и…
Он взглянул на меня снизу вверх (я продолжал стоять перед софой, на которой он сидел; теперь меня это совершенно не смущало). Я поразился муке, которая была в его взгляде.
— Я не знаю, как вы назвали бы меня на своем языке, Трофим Васильевич. Нечистая сила? — Он некрасиво задвигал плечами, словно в бок ему впивалась булавка, от которой он не мог освободиться. — Я не… то, что вы имеете в виду. Я отравил здесь многое… многих людей. Они все понимали, что я такое, не обольщайтесь на их счет… Но я хочу вас.
— Что? — едва не вскрикнул я.
— Послушайте меня, — заговорил он быстро, жарко, — послушайте. Это мы с Соней решили, еще давно, еще только когда вы приехали. Она ведь все вам рассказала? У меня особая связь с теми, кто меня спас. Софья спасла меня. Вы меня спасли. Я — ваш. На двадцать, на тридцать лет. Любое ваше желание. Вы никогда не будете болеть. Вы будете молоды.
— Да я, может быть, хочу жениться! — брякнул я, чувствуя себя глупо. Теперь я уселся на стул, положил ногу на ногу. — О чем вообще тут говорить? Как же я женюсь, если… вы…
— Я… стану женщиной, — прошептал Харитин, водя глазами из стороны в сторону. — Я это могу.
— Что можете? — переспросил я.
— Стать женщиной. У меня… вообще нет того, что вы называете полом. То есть — любой пол, по желанию.
Я вспомнил свое первоначальное подозрение — что Харитин на самом деле андрогин… И в тот же миг увидел в нем женщину, юную, странно-притягательную. Такими хрупкими и прекрасными бывают иногда горбуньи — преимущественно в романах и на картинах. И Харитин был такой — только на самом деле.
— Нет, — сказал я. — Я не могу. Это вообще… черт знает что такое. Харитин, довольно! Вы разве не можете уйти — туда, откуда явились?
Он как будто не расслышал моего вопроса. Встал, скользнул ко мне ближе, мимолетно дунул мне в ухо, и странная нега разлилась по моему телу.
Я повернул к нему голову… и снова увидел женское лицо. В висках у меня застучало.
— Что?.. — шепнул Харитин.
Я оттолкнул его так, что он пролетел через комнату и с размаху упал на софу.