Падение Стоуна
Шрифт:
— Как так?
— Современные методы ведения войны, — ответил он. — Как вы, возможно, догадались, я был военным, солдатом. И видел много такого, чего не хотел видеть, и забыть то, что я видел, будет трудно.
— Вы сражались на стороне конфедератов?
— Да, и мы проиграли. — Он пожал плечами, отгоняя воспоминания.
— То есть вы изгнанник. Странный приют, если можно так выразиться.
Он взглянул на меня и чуть улыбнулся.
— Так было бы, окажись я здесь по этой причине. Ну, — продолжал он, — пожалуй, можно объяснить
Я посмотрел на него.
— Военный корабль? Конечно, слышал… Имеет это какое-нибудь отношение к Макинтайру?
Теперь настал его черед удивиться.
— Откуда вы знаете?
— Навел справки.
— Это впечатляет. Нет, правда. Что еще вы знаете о мистере Макинтайре?
— Что в данный момент Англия для него заказана.
Он в изумлении уставился на меня. Я впервые увидел, как его лицо отразило какое-то сильное чувство. И поздравил себя.
— И кто еще знает об этом?
— В Венеции, имеете вы в виду? Никто. Синьор Амброзиан из «Банко ди Санто-Спирито», кажется, считает, что он здесь, поскольку украл кучу денег. А почему вы спрашиваете?
— Потому что моя работа — оберегать его.
— От кого?
— Главным образом от адвокатов янки. Он — живое доказательство виновности «Лэрда». Великобритания настаивает, что никак не могла контролировать переоборудование «Алабамы». Все знают, что это фикция, но пока нет доказательств, ее достаточно. А Макинтайр как раз доказательство, и есть много людей, которым очень бы хотелось побеседовать с ним. И подозреваю, они щедро заплатили бы за такую возможность. От него откупились, приказав ему затаиться, пока дело не будет улажено. А меня наняли следить, чтобы он это условие выполнял. Вот почему я здесь.
— А кто вас нанял?
— Ну, на это я ответить не могу. Ваше правительство, «Лэрд». «Ллойд» в Лондоне. Если иск будет выигран, это обойдется очень дорого в смысле и денег, и репутации. И поскольку я в тот момент был без работы…
— Не понимаю.
Он пожал плечами.
— У меня нет своей страны, и жить среди моих победителей я не хочу. Я же — вернее, был — солдат. Чем мне было заняться? Пасти коров в Техасе до конца моих дней? Нет. Когда все было потеряно, я приехал в Англию искать работы. И это то, что я нашел. Не самая лучшая, но пока сойдет и она.
— Понимаю. Вы очень интересный человек, мистер Дреннан.
— Нет. Но моя жизнь была интересной, если угодно.
— И Макинтайр не может вернуться в Англию?
— Нет, до тех пор, пока вопрос не будет решен. Я хотел, чтобы он уехал в Грецию, сменил бы имя. Но Венеция — его предел.
— Вы можете быть уверены, что я и мой лондонский друг будем абсолютно немы.
— Благодарю вас.
— И он не хочет покинуть Венецию?
— Пока еще нет.
— А если он все-таки решит вернуться в Англию?
— Тогда моим делом будет помешать ему.
— Каким способом?
Дреннан пожал плечами.
— Там видно будет. Пока же он как будто совершенно счастлив тут. Что очень приятно в отличие от Кортов.
— Неуравновешенная натура, — заметил я.
— Да. Но будь я женат на подобной женщине, то был бы не в лучшем состоянии.
— Прошу прощения? — Вопрос был беспричинно оскорбительным.
Я вперился в него гневным взглядом. Он ответил невозмутимым. Он точно знал, что говорит, и говорил это обдуманно.
— Я отправился прокатиться с ней на лодке, она меня пригласила. Мы поплыли на Лидо, хотя мне хотелось объехать внутреннюю лагуну. Я счел ее поведение неуместным.
— Да?
— Да. А теперь мне пора. Как вы знаете, мне предстоит получасовая прогулка до моего жилища. Позвольте пожелать вам доброго утра.
Расставшись с ним, я направился в мастерскую Макинтайра. Я мог бы дойти туда гораздо быстрее, если бы поторопился, но мне требовалось подумать о многом. Дреннан очень рассчитанно предостерег меня. Будь это кто-нибудь вроде Лонгмена или Мараньони, я бы просто отмахнулся, как от вульгарной сплетни. Но к Дреннану я относился серьезно. Он не принадлежал к сплетникам или к сочинителям сплетен. То, что он сказал, никак не могло быть правдой, в этом я был уверен. Но что им двигало? Очевидного ответа я не находил, но теперь у меня возникли другие вопросы.
В мастерской я застал только Бартоли и поздоровался с ним. Мы немного поговорили, и я выразил абсолютно неискреннее сожаление, что не застал Макинтайра.
— Он пошел покормить свою дочку, — объяснил Бартоли по-английски с сильнейшим акцентом.
— Вы хорошо говорите, — заметил я. — Где вы научились?
— Там и сям, — ответил он. — Некоторое время я жил в Англии, а потом познакомился с мистером Макинтайром в Тулоне. Я многому от него научился.
— Но это ведь редкость, вот так путешествовать, верно? Почему вы странствовали?
Он пожал плечами.
— Хотел учиться. А тут для этого никакой возможности нет.
— Вы венецианец?
— Нет, — сказал он презрительно. — Я из Падуи. Тут меня с души воротит.
— Почему?
— Они лентяи. И хотят только жить и умирать.
Говорил он короткими отрывистыми фразами. Сообщал, что считал нужным, и умолкал. В его словах не было ни малейшего украшательства, что освежало, но и слегка обескураживало.
— А второе испытание пройдет столь же удачно, как и первое? — спросил я внезапно.
— Конечно. Почему вы спрашиваете?
— Потому что мистер Макинтайр попросил меня проверить его счета. Как у него с деньгами. А с ними положение скверное. Я тревожусь за него.
Он кивнул.
— Я тоже, — сказал он. — Очень тревожусь. Он хороший человек. Прекрасный инженер. Но он не очень разумен. Вы меня понимаете?
— Да. И его положение очень опасно. Ваше тоже, я полагаю. Ведь от этого зависит ваша работа.