Падение Вавилона

Афанасьев Александр

Как им сказать? А так и сказать – в лоб.

– Вчера у меня была встреча с представителем правительства Соединенных Штатов Америки. На этой встрече представитель проинформировал меня, что Соединенные Штаты Америки считают ситуацию, складывающуюся в Персидском заливе, неприемлемой, затраты на поддержание архитектуры безопасности неприемлемо высокими, а перспективы мирного урегулирования – туманными. В связи с этим правительством Соединенных Штатов Америки принято решение о ликвидации террористической угрозы, исходящей с восточного берега Персидского залива, радикальными методами. Существование государства Иран в его нынешнем виде с радикально-клерикальным режимом у власти признано несовместимым с новой региональной архитектурой безопасности, выстраиваемой Соединенными Штатами Америки. В течение недели Соединенные Штаты Америки нанесут по Ирану массированный удар обычными и ядерными средствами поражения, после чего планируется оккупация Ирана и расчленение его на ряд государств. В связи с данным планом Соединенные

Штаты Америки предлагают государству Азербайджан по общему сигналу, полученному по каналам закрытой связи НАТО, начать наступление из района Гянджи с целью оккупации всего Восточного Азербайджана и последующего включения данных территорий в состав государства Азербайджан. Соединенные Штаты Америки гарантируют, что по территориям, отнесенным к зоне ответственности Азербайджана, не будет наноситься ядерных ударов. Кроме того, в случае принятия нами этого предложения Соединенные Штаты Америки окажут государству Азербайджан помощь как военного, так и дипломатического, а впоследствии – и экономического характера. Соединенные Штаты Америки берут на себя обязательство выделить оговоренное количество боевых самолетов с опытными экипажами, которые будут поддерживать продвижение наших войск по территории Ирана и наносить удары по обозначенным нами целям. Кроме того, нам выделят оговоренный объем боевой техники на льготных условиях для восполнения понесенных потерь и модернизации армии, а также примут в НАТО в течение пяти лет по ускоренной программе. Кроме того, в обмен Соединенные Штаты Америки обязуются поддержать на самом высоком дипломатическом уровне наши притязания на возвращение Нагорного Карабаха и других оккупированных земель. Таково предложение Соединенных Штатов Америки, господа, и ответ на него нужно дать до двадцати четырех часов сегодняшнего дня, так как Соединенными Штатами Америки не обозначен срок нанесения удара по Ирану, но до него явно остались дни, если не часы…

Президент оглядел соратников и увидел то, что и ожидал увидеть – страх в глазах министра безопасности и жадность в глазах министра обороны. По-видимому, этот народ невозможно было исправить в одном поколении, нужно сменить два или даже три поколения, прежде чем будет новый, по-настоящему новый Азербайджан.

– Что будет, если мы не согласимся? – спросил Гуссейн.

– Соединенные Штаты Америки нарисуют новую ось зла, вот и все, что будет, – ответил мудрый и многоопытный в таких делах писатель.

– Они этого не сделают, – неуверенно предположил министр безопасности, – они понимают, кто придет к власти, если нас…

– Сделают, и еще как… – безапелляционно заявил писатель, – американцы не такие, как мы или русские, они совершенно другие. Они верят в демократию точно так же, как раньше мы верили в неизбежность наступления коммунизма, это не красивая поза, это настоящая вера. Сотрудничая с нами, с теми, кого они считают тоталитарными диктаторами, они пересиливают сами себя, и для того чтобы объявить нас вселенским злом, им надо совсем немного. Посмотрите на нынешний Ближний Восток – они ведь так и не поняли, что сделали, каких джиннов выпустили на свободу под красивые слова о демократии и свободном выборе. На американцев полагаться нельзя ни в коем случае.

– Вы предлагаете отказать? – подала голос Мехрибан.

– Давайте проголосуем… – пожал плечами писатель, – посмотрите, что получили те страны, которые поддались на уговоры США в начале нового века. Если мы подождем – Восточный Азербайджан и так будет наш тем или иным способом.

– Не надо голосования, – сказал президент каким-то чужим голосом, – я не хочу видеть нашу трусость…

Президент вдруг кое-что вспомнил, некстати вспомнил. Когда его отец работал в Москве первым заместителем Председателя Совета министров СССР, потом государственным советником, он тоже жил в Москве, работал в аспирантуре. Поскольку его отец состоял в высшей номенклатуре Советского Союза, за семейным столом говорили очень о многом. В том числе о попытках капиталистов подорвать единство социалистического лагеря, об агрессиях то тут, то там, о происках враждебных сил – было о чем поговорить, холодная война была в самом разгаре. Но тогда, за московским столом, известие, например, об американской агрессии в Гренаде воспринималось так, как будто все это было на другой планете. Да, негодяи американцы напали на свободолюбивую Гренаду, где-то там. Да, Советский Союз окажет Гренаде какую-то помощь, явную или тайную, и начнет кампанию дипломатического давления на США. Но все это будет там, далеко отсюда, а здесь, за столом, за которым собралась семья, – здесь БЕЗОПАСНО. Исламские экстремисты не взорвут дом, американские солдаты не ворвутся в дом с винтовками наперевес, никто не будет бомбить Москву ни сегодня ночью, ни вообще когда-либо, и им не придется спасаться. Сейчас они пообедают, лягут спать, завтра пойдут на работу. А потом будет послезавтра и послепослезавтра, и отцу может быть дадут новую должность, а он сам защитит кандидатскую диссертацию. В Советском Союзе, в общем доме, было БЕЗОПАСНО, враги были так далеко, что никто и не думал о том, что они могут напасть, никто просто не мог напасть на столь огромную и сильную страну, готовую дать отпор любому агрессору. Врагов тогда отогнали так далеко, что казалось, что они отогнаны на другую планету, их вообще нет. А

сейчас? К чему они пришли? Да, он президент в крохотном осколке некогда великой державы, он пытается дать своему народу самое лучшее, и многое ему удалось, стоит только посмотреть на снимки Баку двадцатилетней давности, а потом выйти на улицу и оглянуться по сторонам. Но все это – небоскребы, отели, заводы – все это может быть сметено одним ударом. Вот захочет Турция, чтобы Азербайджана не было, а была прикаспийская Турция – и Азербайджана не будет, а те, кто будет против этого – их повесят за сопротивление публично. И те, кто скажет, что он азербайджанец, а не турок – их всех тоже могут повесить. А если американцам не понравится ответ на предложение, которое они ему сделали, намекнув, что от таких предложений не отказываются, – они могут его убить. Просто убить, и все, чтобы тот, кто придет на его место, принял их предложение. А если служба безопасности прохлопает появление очередной банды исламских террористов, они тоже кого-то убьют. Может, даже его. Безопасности не было – они все были словно на льдине, несущейся в бурном весеннем ледоходе, и льдина эта могла в момент опрокинуться.

ТАК РАДИ ЧЕГО ЖЕ ОНИ РАЗРУШИЛИ ОБЩИЙ ДОМ?!

РАДИ ЧЕГО?!!!

– Я принял решение, – объявил президент, – я собрал вас всех для того, чтобы объявить вам о нем. Азербайджан не будет участвовать в грязной, преступной войне, направленной на расчленение другого государства. Азербайджан не станет вором, берущим чужое. Пока я президент – этого не будет.

Постаревшая, осунувшаяся Мехрибан – она не знала о решении, которое принял ее муж. Честно – не знала, она пыталась уговорить его принять предложение американцев. Но она знала, что за этим может последовать. Слова ее мужа и главы государства могли обернуться смертным приговором для него, для нее, для их детей и внуков – для всех. На Востоке никогда не было по-другому.

Писатель – с закаменевшим лицом, чем-то похожий на мудрого Будду.

Явно испугавшийся, не знающий, куда деваться, Гуссейн.

Тофик, этот старательно пытается скрыть разочарование. После того как он окончил Вест-Пойнт, для него Америка – как второй дом, диплом об окончании Вест-Пойнта у него висит за спиной, чуть ниже портрета президента. Он может стать опасен.

Министр безопасности – крутит ручку в руках, его лицо ничего не выражает – учили британцы. Точно с таким же выражением лица он ударит вчерашнего благодетеля ножом в спину.

– Мюдюрь Алиев… – с выражением липкой почтительности в голосе заговорил Тофик, – а как же быть с нашими братьями по ту сторону границы? Разве мы не должны освободить их? Разве Азербайджан не остается до сих пор одним из последних разделенных государств на планете?

– Наши братья по ту сторону границы постучат в нашу дверь тогда, когда они сами пожелают. И если пожелают. Кем мы будем, если вышибем дверь и ворвемся в их дом с оружием? Скажи, Тофик, ты бы стал терпеть таких гостей в своем доме?

Министр безопасности хитро улыбнулся и осмотрел остальных – он первым понял замысел президента. Или решил, что понял. Все равно – если Иран разгромят – весь Северный Иран, населенный азербайджанцами, будет стремиться войти в богатое и процветающее государство Азербайджан. Может быть, не сразу – но он, по крайней мере, сразу же отделится, как отделился от разгромленного Ирака Курдистан. Тогда Азербайджан окажется на коне – он не вложит в копилку победы над Ираном ничего, кроме, может быть, предоставления аэродромов для американской авиации – но свой выигрыш получит сполна.

– Американцы не обрадуются, услышав ответ «нет», – сказал министр президенту.

– Мне все равно, что скажут мне американцы. Мы не продавались им в рабство.

– Ошибаетесь, мюдюрь [63] Алиев, – сказал писатель.

– О чем вы? – президент поднял руку, чтобы никто не смел наброситься на человека, высказавшего отличное от него мнение.

– Не имеет значения, что думаем в данном случае мы. Имеет значение только то, что думают американцы. Ваш отец, мюдюрь Алиев, в девяносто четвертом унаследовал разрушенную войной и корыстными негодяями правителями страну. Ради того, чтобы спасти ее и спасти азербайджанский народ, он продал часть богатств нашей земли американским нефтяным компаниям. Тех денег, которые нам заплатили, хватило на то, чтобы отстроить новый Азербайджан, тот самый, куда едут жить люди, даже русские. Но именно тогда американцы купили нас – и сейчас дьявол пришел за товаром.

63

Мюдюрь – господин, уважительное обращение.

Президент какое-то время молчал, потом сказал, глядя прямо на писателя:

– Останьтесь. Остальных я больше не задерживаю.

В молчании силовые министры и другие члены малого кабинета покидали кабинет президента, стараясь не нашуметь, ничем не обратить на себя внимание.

Президент в упор посмотрел на свою супругу, так, как не смотрел на нее никогда в жизни.

Мехрибан несколько секунд держалась – но потом не выдержала. Встала, какой-то скованной, шаткой походкой пошла к двери.