Падение Вавилона
Шрифт:
– Хорошо, – подвел итог президент, – ты и сделаешь. Больше у нас к тебе нет вопросов. Салман-эфенди. Адам… позови… там у меня в комнате отдыха этот русист сидит из полиции. Пусть придет, если не нажрался еще…
Вечером Салман Магомедович Рзаев посетил двоих человек, оба жили на окраинах, а до этого он заехал в Грознефть и взял из сейфа денег, крупные пачки евро, положил их в два пакета. Один пакет он отдал одним (это были коренные чеченцы со связями в Москве), другой – другим (представителю дагестанского подполья). Двойная сумма за срочность – не далее чем завтра, крайний срок послезавтра на юге России должны были состояться две террористические вылазки. С большой кровью, шумом… короче говоря, это собьет накал страстей, позволит кавказцам снова почувствовать
Когда было примерно двадцать два часа по местному времени, «Мерседес-600» Салмана Магомедовича Рзаева в сопровождении машины с охраной лег на курс, ведущий к дому…
Генерал Рзаев приказал ехать через весь город и видел, что ситуация и впрямь неспокойная. Милиция дежурила рядом с угловатыми БТР «Медведь-3» – русскими MRAP, на закупку которых чеченское МВД не пожалело денег, в одном месте он увидел, как кого-то тащат за ноги к машине, еще в одном месте – это было прямо рядом с Сити – прямо на улице горел костер и мелькали какие-то тени, то ли делали зикр [56] , то ли еще что. У Сити была собственная охрана, набранная в основном из русских (не казаков, казаки наотрез отказались), туда не пустили бы без надобности, заставили бы объезжать. Смотря на это, на зикр в двадцать первом веке, зикр под окнами небоскребов, генерал Салман Рзаев был расстроен и разочарован. Почему-то у них не получалось, как в Советском Союзе, не получалось и все. Он жил в Грозном в конце восьмидесятых, и если где-нибудь в Беное старики (только старики) еще могли бы сделать зикр, или делали зикр на свадьбе – то в Грозном никому просто не пришло бы в голову делать зикр… к примеру, на площади перед зданием обкома партии. И это несмотря на то что и дороги тогда были хуже, и машины хуже, и несмотря на то что Грозный был очень современным городом – никто даже не представлял себе, что такое небоскреб. А вот сейчас… есть дороги, каких нет нигде в России, есть целые строящиеся жилые кварталы, есть небоскребы, есть «Мерседесы»… и есть зикр. Эти отморозки делают зикр на улице, и если бы не бронетранспортеры и автоматы – они пошли бы к этим небоскребам, разграбили бы там все, награбленное продали бы на базаре (он сам лично видел, как в одном селе старый, неизвестно откуда взявшийся ксерокс использовали, чтобы на нем сидеть), а потом испражнялись бы в разграбленных кабинетах на тридцатом этаже, как это делали отморозки в Кыргызстане в десятом. Почему-то у них не получалось так, как в Советском Союзе, видит Аллах, даже в селах живут теперь лучше, чем жили в Советском Союзе – и все равно не получается, они делают зикр и переписывают друг у друга на мобильники приговоры исламской шуры.
56
Тот самый танец, когда с воинственными криками бегают друг за другом по кругу.
Что-то они делали не так. Он не понимал что – но понимал, что что-то они делали не так. Надо понять… иначе рано или поздно их скинут вниз головой с этих проклятых небоскребов.
«Мерседес» заливисто просигналил охране – они въезжали в поселок у Грозного, где жили очень богатые люди, где был собственный периметр охраны.
Прокатившись по гладкому как шелк, чистому асфальту (мыли с мылом, как в Швейцарии), «Мерседес» подкатил к нужным воротам, они поползли вверх автоматически. Генерал Салман Рзаев приехал домой…
– Где Иса? – спросил Рзаев у охранника с собакой, доберманом, прогуливающегося по двору. У охранника был не только доберман, но и автомат.
– Приехал два часа назад, Салман-эфенди, – почтительно ответствовал охранник.
– Закройте ворота. Ваха, приедешь завтра за мной в пять. Езжайте отдыхать.
– Спасибо, Салман-эфенди…
Генерал открыл дверь в дом – было темно. Он не любил, когда в доме были посторонние, поэтому в доме не было ни одного охранника. Мариам… Мариам еще не приехала… надо позвонить, пусть или остается в Лондоне, или едет в Москву на их квартиру. Нечего тут пока делать… может всякое получиться…
– Иса! –
Генерал пришел в себя… он не знал, сколько времени прошло, секунда, минута или час. Что-то кололо щеку, и во всем теле была какая-то странная усталость… очень сильная, хотелось закрыть глаза и все.
Сердечный приступ. Доигрался… шайтан вах кале!
Генерал попытался перевернуться на спину – но тело было слишком тяжелым. Внезапно он понял, что рот наполнен чем-то соленым, вязким, теплым.
О, Аллах…
Генерал вдруг увидел – в холле было темно, но он это увидел, что в комнате рядом с ним кто-то стоит, причем кто-то, кто обут не в тапочки, а в десантные сапоги. Он никогда не разрешал никому ходить по коллекционным коврам в десантных сапогах, требовал, чтобы все переобувались… даже Рамзан, когда приезжал к нему, переобулся…
И это было последней сознательной мыслью генерала.
Российская Федерация, Чечня
Грозный, район Черноречье
Утро 28 июля 2015 года
Иса Салманович Рзаев
Президентский кортеж – двадцать две машины, среди них выделялся черный, бронированный от пулемета и фугаса «Хаммер» военного спецзаказа – остановился в нескольких десятках метров от дома, дальше было не проехать, всю улицу заполонили машины, одних шестисотых было не меньше тридцати штук, все бронированные, иначе тут не покупают. Охранники, среди которых были как чеченцы из рода президента, так и прикомандированные офицеры группы А ФСБ РФ, мгновенно высадившись из машин, образовали два круга безопасности, внешний и внутренний, на полную мощность работали глушилки, никто не мог позвонить по мобильному телефону, никто не мог подойти к президенту даже на двадцать шагов. Из «Хаммера» вылез президент, в военной форме, которую он последнее время не надевал, с двумя пистолетами Стечкина в кожаных открытых кобурах, как у героя кинобоевика. «Стечкины» были не позолоченные, как обычно дарили, обычные, только с рукоятками из африканского черного дерева и надписью арабской вязью на рукоятке «Достаточно меня в расчете».
Охрана мгновенно окружила президента, в живом кольце он начал медленно продвигаться к воротам.
Гроб уже привезли, выставили почему-то, по русской традиции, во дворе на двух табуретках, похоронить надо было до захода солнца – успевали. Возле гроба толпился народ, перед президентской охраной безмолвно расступились…
Рамзан, чуть пополневший, как говорят русисты – заматеревший, со шрамом через все лицо, оставшимся после последнего покушения, шагнул к открытому гробу, какое-то время молча смотрел на мертвого соратника. Он выглядел больным, глаза лихорадочно блестели, скулы бугрились каменно. Постояв так немного, отдавая дань уважения человеку, который больше всех, не считая его отца и его самого, внес в строительство республики такой, какой она была сейчас, нефтяной столицы Кавказа, оазиса силы и спокойствия. Потом шагнул к сыну, стоящему рядом с гробом.
– Клянусь Аллахом… – негромко сказал он, – земля будет гореть под ногами убийц твоего отца. Клянусь Аллахом, что эти люди, кем бы они ни были, найдут свою смерть очень скоро, и смерть их будет нелегкой. Будь мужчиной.
– Спасибо, Рамзан-эфенди… – ответил Иса, – отец…
Президент Ичкерии молча ждал, пока Иса совладает с собой.
– Отец словно чувствовал. Он оставил вам послание, запечатанное. На столе.
– Где же оно? – спросил президент.
Иса достал небольшой конверт – в таком обычно отправляют письма – из внутреннего кармана черного пиджака, протянул президенту.
Президент был хитер. Умен. Агрессивен, когда надо, беспощаден к врагам и справедлив к друзьям. В хитросплетениях политики русистов он разбирался едва ли не лучше всех в России, если для республики надо было что-то получить – не было лоббиста лучше. Когда надо, он лгал, когда надо – предавал, когда надо – убивал, но никогда не изменял ни себе самому, ни памяти отца, ни бревну годекана, на котором сидят старики его рода, ни интересам нации, и поэтому, безусловно, оставался мужчиной в том понимании, в каком это слово бытует на Кавказе.