Падение «Вавилона»
Шрифт:
8.
Мое служебное рвение по реконструкции королевства кривых заборов не преследовало задачу выслужить себе какой-нибудь краткосрочный отпуск, тем более по Москве я не тосковал, а диктовалось простой необходимостью чем-то занять себя, помимо бесцельных блужданий по поселку и абсолютно бессмысленных визитов на рабочие объекты, столь малые по площади, что постовые на вышках, не повышая голоса, травили друг другу анекдоты и байки, а в зоне различали не только зеков, но и каждый оброненный ими гвоздь или затоптанный окурок, а уж курили граждане жулики с максимальным к.п.д. по израсходованию
Единственным обширным объектом являлся арматурный завод, с территории которого мы отгрузили готовую продукцию, совершив деяние, вполне отвечающее соответствующей статье Уголовного кодекса, хотя — вот заковыка — корыстными побуждениями данное преступление не отличалось, однако термины: «группой лиц», «по преварительному сговору», «с использованием технических средств», — то есть автомобиля «ЗИЛ», — к нашей акции могли быть применимы безусловно.
С другой стороны, листая кодекс, изучение которого было мне просто необходимо из-за специфики службы, я находил во многих его формулировках элементы универсального толкования, парадоксальным образом отражавшиеся на практике наказания за содеянное.
В частности, приняв под командование бригаду зека, способствующую моим обновленческим подзаборным инициативам, я, поинтересовавшись у всех членов коллектива, кто и за что сидит, получил от одного молоденького осужденного следующий ответ:
— За колесо.
— Украл колесо?
— Да, от «волги».
— И получил три года?!
— У меня отягощающее обстоятельство… Применение технических средств.
— Каких?
— Домкрат и баллонный ключ.
— А как же без них?
— Без них — никак, — удрученно согласился собеседник. — А с ними — заполучите трояк!
Вот так!
Народ в бригаде подобрался разностатейный: убийца по неосторожности, с перепугу порешивший залезшего к нему в дом воришку дедовской казачьей шашкой; упомянутый похититель колеса; бродяга неопределенной национальности, знающий двадцать языков населяющих СССР народов и считавшийся ввиду скорого окончания срока расконвоированным осужденным; благообразный старичок, чей нынешний срок пребывания в заключении был пятнадцатым по счету, однако рецидивистом не значившийся, ибо каждый раз осуждался по отличной от предыдущей статье; и, наконец, «аварийщик» по имени Олег, схлопотавший двенадцать лет за дорожно-транспортное происшествие, совершенное им в нетрезвом состоянии.
То, что Олег — личность неординарная, я понял, едва взглянул на него.
Несмотря на сорокалетний возраст, у него было тело тренированного двадцатилетнего спортсмена, в глазах сквозил цепкий, ироничный ум; был он опрятен, и даже зековская спецовка, неизменно выстиранная и отглаженная, сидела на нем как некая аккуратная курточка, подчеркивая внушительную мускулатуру торса и бицепсов.
По слухам, мне стало известно, что ранее Олег служил в КГБ, причем в звании полковника, а дело, связанное с аварией, носит характер загадочный, как, впрочем, и его сегодняшнее местонахождение среди уголовников, противоречащее той установке, что офицер органов обязан в случае осуждения быть помещенным в специальную зону, в среду себе подобных.
Олег только начинал осваивать свой срок, отсидев из него всего лишь три месяца.
Зеки, как я понял, относились к нему крайне недружелюбно: категория
Так что держался полковник в окружении осужденных благодаря несгибаемой воле, недюжинной физической силе, а также и в силу тех обстоятельств, что сами собой селились в сметливых зековских умах сомнения: мол, коли он с нами, то, ясное дело, не напрасно — видимо, решили мусора своего проштрафившегося в чем-то собрата сначала под статью подвести, а потом чужими руками в расход отправить, ан не дурачки мы, чтобы такие планы граждан начальников в жизнь претворять, пусть живет… Мучается, но живет.
Я также подозревал, что и среди администрации колонии, невзирая на возможные жесткие указания сверху, бытовало чувство сопереживания к опальному чекисту — да и кто застрахован от подобной участи? — а потому в мою бригаду «гоп-стоп», демобилизованный приговором полковник попал, скорее всего из соображений изоляции от агрессивной среды бандитов, способных в условиях никем не контролируемой рабочей зоны сделать даже из чемпиона мира по всем видам рукопашного боя набитое переломанными костями чучело.
Тем более накануне моего прибытия в роту одному из лагерных стукачей на том же арматурном производстве вставили в задницу перевитой металлический прут, вылезший заостренным концом из темени. Рьяно начавшееся следствие зашло в тупик: свидетелей убийства, несмотря на все усилия «кума» и его агентуры, обнаружить не удалось, а труп, как ему и полагалось, хранил гробовое молчание.
С другой стороны, если кому-то и жаждалось расправиться с Олегом, он мог бы не торопиться с финальной точкой в его судьбе: двенадцать лет в тюремном положении пария, отмеченного к тому же печатью «легавого», — слишком долгий срок, чтобы пройти его до конца. А если чудом и осилишь такой путь, то встретит тебя, инвалида, пораженного десятком недугов, включающих туберкулез и язву желудка, уже напрасная свобода, если что и сулящая, то скорый переход в мир иной…
Итак, каким бы человеком Олег ни был, испытывал я к нему естественное сочувствие и даже некоторую симпатию за сдержанность его, интеллигентность, очевидную силу характера и умение несуетно, но продуктивно работать.
Симпатия, как правило, чувство взаимное. Уже через несколько часов после нашего знакомства мы говорили с Олегом, не утруждая себя уставными обращениями.
— Сам родом из Москвы? — спрашивал он.
— Может, прозвучит странно, но тот роддом, где я появился на свет, расположен в городе Вашингтон, Округ Колумбия.
— Да ну?
— Вот и «ну». Более того, там и вырос.
— Значит, сержант внутренних войск МВД хорошо говорит по— английски? — перешел он на мой родной язык, и я аж вздрогнул от удивления, поскольку фразу он произнес как американец, без всякого акцента, разве что в речи его прослеживались интонации жителя южных Штатов.
— А вы, гражданин осужденный, случаем, не из Нового Орлеана? — спросил я.
Он рассмеялся. Затем, покачав головой, произнес:
— Лихо ты… распознаешь диалекты. Да, бывал я в этом славном городишке, столь непохожим на поселок Северный Ростовской области…