Падение
Шрифт:
– Ну, как тебе угодно Максим. Нет, так нет. Ты непосредственный виновник всей этой истории, тебе и карты в руки.
– Карты, или нет, а ноги в руки, это уж точно. Давай, наверное, будем потихоньку выдвигаться в сторону дома. На самом деле настрой сбился. Запал, действительно пропал. Зайдём ко мне домой, у меня есть армянский коньячок. Помнишь, я тебе говорил о третьем и самом главном аргументе, но не стал тебе его раскрывать...? Мне кажется, что сейчас самое время его обнародовать. А он и на самом деле, в данный момент, самый главный и самый весомый аргумент из всех существующих.... Для нас обоих.
Он и помирит и успокоит и мысли в порядок приведёт. Аргумент-спасение, для поднятия нашего настроения, в виде лёгкого опьянения. Посидим немного, поговорим о том, о сём. Как ты на это смотришь дружище...?
– Смотрю прямо и только очень положительно...! А поэт у нас не я, а ты! Ну, давай, пожалуй, так и сделаем.
– здесь Гуцман резко замолчал, оборвав себя на полуслове..., видимо что-то обдумывая и сопоставляя, а затем в сердцах воскликнул: - "Тьфу ты зараза...!"
– Только договоримся сразу Пётр Яковлевич, вопросов по дороге никаких не задавать. Не до них сейчас...!
– Как скажешь старик! Да кстати Максим, какое у тебя было ощущение, и что ты испытывал в тот момент, когда вы с мишкой, как дуэлянты, стояли друг против друга?
– Мы же договорились с тобой, что никаких вопросов...!
– Ну, мы же еще не на дороге...!
– Какой же ты всё-таки наблюдательный дружище! Хочешь знать, что я ощущал в это время? Изволь...! Как это ни странно, но ничего не испытывал и ничего не ощущал. Не было никакого страха. Не было и паники. Поверь мне, я не вру и не преувеличиваю. Я просто стоял и ждал. Причём сам, не зная чего...! Ощущение страха пришло после того, как косолапый ушёл в тайгу. Рубашка до сих пор мокрая от пота.
– Может, как раз это тебя и спасло. То, что ты не запаниковал.
– Может и это. А может просто Судьба мой друг!
– Возможно...! Возможно! Очень может даже быть, что и Судьба!
– как-то очень медленно и задумчиво, и как бы больше для самого себя, произнёс Пётр Яковлевич.
– Вот-вот...! Кому суждено сгореть, - тот в воде, да и кое в чём другом не утонет..., и в медвежьих зубах не застрянет....
= = =
ГЛАВА - 56.
"П У Р Г А...".
Холодный снег, колюче-синий
На землю саваном спускался
Лёг на ресницы белый иней
И я в пургу..., один остался...
Дороги нет..., даже тропинки!
Всё вдруг исчезло, кроме боли...
Вонзаются лишь в сердце льдинки
В уставшем теле нет уж воли...
Стою в плену тумана белого
Плетёт метель седые кружева
Вокруг меня, отнюдь несмелого
Всем сердцем ощущаю стужу я...
Сковала стужа, меня глупого
В лёд превратилась душа нежная
А ветер гнёт меня беспутного...!
И лишь тоска в глазах безбрежная...
А ветер всё сильней куражится...!
Сбивает с ног, за мною гонится
А может быть, мне это кажется...!?
Что моя жизнь к закату клонится...
Я через реку жизни хаживал
Все вехи знал я, и отметины
В далёкие края, захаживал...
Они все в памяти отмечены...
Я встал на ноги и оскалился...
Как волк гонимый, в тайге голодом
Не время... мне ещё расслабиться...!
И умереть под снежным пологом...
И вдруг все вехи и затёсы
Как звёзды в небе засверкали
На берегу крутом, утёсы
Мне, маяками засияли...
Я к ним пошёл, и ветер сразу стих...
Пурга лишь гнёт к земле ослабленных
Глядя на звёзды, я слагал свой стих...!
Для путников, судьбой оставленных...
И вышел я на берег ласковый...
И в синем небе вдруг раздался гром...
И жизнь моя..., вновь стала сказкою
Я наконец пришёл в родной и тёплый дом....
Максим.
= = =
Максим тяжело сел, или даже вернее, просто рухнул на какую-то кочку изо льда и снега. Сил идти больше у него не было, да и собственно говоря, куда идти дальше, он не имел никакого представления. Вокруг него стояла сплошная пелена из снега, плотная, вязкая и тягучая, как кисель или белая манная каша. Где что есть, где чего нет, Максим
Максим был одет тепло. Это немного успокаивало.... На нём была армейская шуба на овечьей шерсти, валенки, шапка ушанка, тёплые армейские рукавицы. На первый взгляд могло показаться, что, мол, в таком случае какие тут могут быть волнения и переживания? В такой одежде никакой мороз не страшен!
Но Максим хорошо знал, что это первое впечатление некой защищённости от мороза, было обманчивым. Это хорошо тогда, когда ты идёшь по улицам города, и пусть мороз стоит градусов тридцать пять, сорок или даже больше. Ничего страшного. Можно только отморозить уши, если вовремя не прикрыть их шапкой-ушанкой. Но зато ты видишь, куда ты идёшь, ты знаешь, куда ты направляешься, и вокруг тебя находятся люди, хоть и редкие прохожие, но они всё же есть. И это очень помогает, даёт тебе уверенность. И поэтому, ты все эти неудобства и неприятности, даже не замечаешь. Здесь же всё было как раз наоборот. Ты не знаешь, куда ты идёшь, ты почти ничего не видишь и ты совершенно один в этой снежной, белой круговерти. Поэтому мороз здесь не просто пощипывает нос и уши, как бы при этом, немного балуясь и заигрывая с тобой. Нет...! Он нагло, абсолютно не церемонясь с тобой, как бандит с большой дороги, пытается залезть тебе под одежду, добраться до твоего пока еще тёплого тела, и безжалостно всадить в него свой острый ледяной нож. А ему в свою очередь помогает предательский страх..., который начинает со временем появляться в тебе самом, и тоже пытается залезть тебе, но уже прямо в сердце и сковать его, причём нисколько не хуже и не слабее, чем мороз твоё тело. Мороз и страх выполняют одну и ту же жуткую работу, но только каждый по-своему. А цель у них, у обоих, одна. Заставить тебя сдаться, заставить смириться с тем, что это неминуемо. Сделать всё, что бы ты непомерно устал, и тебе очень бы захотелось присесть. Так сказать, немного отдохнуть. Совсем немного, совсем чуть-чуть, а потом ты опять встанешь и пойдёшь дальше, к своему дому, к такому долгожданному теплу. Ты поддаешься этому соблазну, как сладкому пению сирены, и садишься прямо в снег, убеждая самого себя, в том, что ты действительно отдохнёшь совсем немного, чтобы набраться сил и сразу же встанешь и пойдёшь дальше, но уже бодрый и сильный. И ты садишься в снег прямо там, где стоишь. Затем, ты начинаешь чувствовать приятное тепло, всё твое тело полностью расслабится, тебе будет очень хорошо, и тебе больше не будет хотеться куда-то идти. Ты будешь сладко и медленно засыпать, проваливаясь, всё глубже и глубже, в какую-то очень мягкую, теплую и приятную истому. Веки твои отяжелеют до такой степени, что открыть глаза ты уже будешь не в силах. Да и, в общем, то и самого желания открыть их, у тебя тоже к этому времени не будет. Этот предательский сон, своими смертельными объятиями, крепко сжимает тебя, сковывая все твои движения и попытки подняться и идти вперёд, к теплу, к жизни. Ну а дальше всё ясно и понятно. Уноси "готовенького...", как поётся в одной из песен. Затем тебя похоронят с почестями, трижды пальнув из автомата в воздух холостыми патронами. И всё...! И это только лишь в том случае, если тебя найдут люди. Бледного, заиндевевшего, негнущегося как чурка, со скрещенными руками, плотно прижатыми к груди.
А может замести тебя снегом так, что найдут только по весне, когда снег начнет таять, и ты тёмным пятном будешь торчать на этом белом снегу. Ну а уж если ты забрел слишком далеко от ледяной дороги, то могут и вообще не найти. Будешь считаться без вести пропавшим. По весне, лёд под тобой растает, и ты бултыхнешься в мутную, холодную амурскую воду. Правда тебе будет уже абсолютно всё равно, какая температура воды. Температура твоего тела и воды будет примерно одинакова. И вода станет тебе могилой. Без всяких там почестей и стрельбы в воздух. Да и это тоже ненадолго.... Тебя, в конце концов, сожрут рыбы..., раздирая твое тело на куски и отправляя их в свой желудок. Потом эту рыбку поймает твой друг или твой недруг, это не столь важно и, радуясь удаче, в свою очередь, тоже слопает эту несчастную рыбёшку. А может её за праздничным столом съест целая компания развесёлых и беспечных гуляк.