Падшие ангелы Мультиверсума
Шрифт:
– Мне надо идти, – виновато сказала Марта, – меня ждут клиенты.
Ее протянутая рука прошла сквозь Антона.
– Опять? – обиженно спросила она. – Я же тебя просила, Антон.
– А я тебе объяснял, что на общественных линиях это небезопасно. – Она нахмурилась, и Антон поспешил сдать позиции: – Все, все, я знаю, я старый параноик. Сейчас все исправлю. Такси, – сказал он в сторону, – полное присутствие.
И тут же она оказалась в его объятиях. Живая и осязаемая. Смешанный запах розмарина и мускуса ударил ему в голову. Они целовались так, что оба начали задыхаться. Она отодвинулась, сжимая его руки выше локтей, и сказала осипшим голосом:
– Сегодня ночью, Зверев, спать
В ее глазах танцевали бешеные искорки, отражения той ночной сигареты, одной на двоих. И Антон, не ответив, опять потянулся к ней. Марта отрицательно покачала головой и чуть-чуть оттолкнула его.
– Мне пора, – твердо сказала она, – До вечера, милый.
– До свидания, – ответил он, зная, что вечером они не увидятся. Но не находя сейчас сил сказать Марте об этом.
Она улыбнулась ему на прощание. И он остался один в такси, подъезжающем к стоянке дневного рейв-клуба «Молоко». Часы на голографической панели показывали 11 часов 34 минуты. С Небес неторопливо падал снег.
Во всем Ядре нельзя было найти второе такое удивительное место. Сладко-гнилостный аромат беззакония притягивал сюда разномастных падалыциков – от со вкусом разлагающихся обитателей верхних уровней до элегантных торговцев пороками всех мастей. Эти, хоть и стремились смешаться с пестрой толпой первых, расплывались по ней, как радужные пятна бензина по воде. Красивые, но делающие воду непригодной для жизни и питья.
В других местах дело обстояло так – когда «бензина» становилось слишком много, происходило самовозгорание и пожар. Он мгновенно испепелял тех, кто оказался в эпицентре, и болезненно обжигал сопричастных. Вольные и невольные его жертвы наносили серьезный удар по своей посмертной репутации.
Примерные отцы семейств, ответственные работники, занимающие высокие посты или подающие серьезные надежды на средних. Их находили в окровавленных и заблеванных сортирных кабинках, умерших от передозировки легроинового стимулятора или оттого, что кто-то засунул плоскостной нож: им в печень. А то, что плохо для репутации клиентов, плохо и для клуба. Суровые ребята из Полиции Полиса опечатывали его двери.
Меньше чем через неделю вывеска над ними менялась на какой-нибудь пункт по наладке кибернетических протезов.
С «Молоком» никогда не происходило ничего подобного, вот что было удивительно. Регулярные одно время облавы завершались ничем – дюжина наглотавшихся «джампа» тинейджеров и торговцев нелегальным мнемософтом. Слишком мало для серьезных санкций. А «Молоку» подобные безуспешные рейды служили дополнительной рекламой.
Если что-то серьезное происходило в окрестностях клуба, то за его стенами. Пара неизменных охранников у входа пожимали плечами в ответ на расспросы. «Понятия не имеем о том, что случилось. У нас приличное заведение».
А еще это был единственный в городе дневной клуб. Он открывался ровно в пять часов утра и работал до полуночи, каждый день, без выходных. Разве это нельзя было назвать удивительным?
Антон кивнул охраннику справа, ответившему ему прозрачным взглядом без малейшего проблеска интереса. Его челюсти равномерно двигались, перемалывая розовую пластинку гормонального стимулятора. Безмозглая гора наращенных мышц, синаптических акселераторов и усиленных текстолитом костей, с треском натянувшая на себя черный костюм. Глаз его напарника вообще не было видно, их скрывала узкая зеркальная плоскость головного дисплея медиаприставки. Губы охранника шевелились, вторя неслышной постороннему уху песне. «Никто, никто, никто не любит тебя-а-а-а», – беззвучно пропел он, когда Антон, шагнув сквозь подсвеченную завесу из застывших в А-поле водяных капель, оказался внутри клуба.
Давление.
Это музыка.
Острые красные иглы, нанизывающие твои глазные яблоки, щекочущие твои зрительные нервы. Ползающие по телу разноцветные пятна. Белые водопады, обжигающие сетчатку.
Это свет,
Извивающиеся тела, полуголые, блестящие от пота и кондиционирующей пленки. На коже хаотично изменяющаяся вязь анимированных татуировок, как стая обезумевших иероглифов. Те, кто в одежде, выглядят еще больше обнаженными; прозрачные и имитирующие кожу ткани – мода этого сезона. Лица искажены макияжем, причудами косметических хирургов и повышенным содержанием эндорфина в крови. Движения рук и ног подчинены общему ритму дисгармонии. Разделенные на фазы белыми вспышками стробоскопа, они напоминают судорожные сокращения лягушачьей лапки, через которую пропущен ток. Время от времени кто-то падает и корчится в эпилептическом припадке, а стоящие вокруг отбивают ладонями такт неслышных ударов головы об пол.
Это танец.
А теперь собери все это вместе, сожми в кулаке так, чтобы жарко потекло сквозь пальцы. И швырни с размаху этот раздавленный комок плоти вниз. Туда, где, скрыв глаза за темными очками (овальные стекла, оправа тонкая, как гнутая титановая спица), раздвигая плечом беснующихся посетителей, Антон продвигается к известной ему цели.
Это танцпол клуба «Молоко», и веселье здесь в самом разгаре.
Новый трек обрушился пульсирующим грохотом, тягучим электронным воплем. Гибкое тело, на ощупь женское, но пахнущее самцом, прижалось к Антону. Чужая рука уверенно зашарила у него в паху. Он болезненно отпихнулся локтем. Шагнул вперед, явственно ощущая собственное возбуждение, подчинившийся мелодии ускоренный ток крови, медный привкус во рту. Психотропная музыка, самый безопасный из современных наркотиков, и «Похоть», самый модный трек этой зимы, – давай же! расслабься! дай волю инстинктам! Дай! Дай! Дай!
Те, кто не желал расслабляться, прибегали к различным методикам психической самообороны. Антон предпочитал традиционный и незамысловатый арсенал современных йогов – дыхание, концентрация, самоконтроль, его пульс не превысил восьмидесяти, вдохи и выдохи равномерно следовали один за другим. Мысленно он сосредоточился на образе плывущего по течению куска льда, серого, холодного и равнодушного. В конце концов течение вынесло его на противоположный берег танцпола, к незаметной двери в служебные помещения.
Охранник, эффектно затянутый в черный латекс и имитат красной кожи, уперся в грудь Антона ладонью и вопросительно приподнял тонко выщипанную бровь. Не стараясь перекричать музыку, Антон ткнул пальцем в потолок, в темноту между подвесными опорами для прожекторов и динамиков.
Охранник прислушался к шепоту крошечной ртутной капли, засевшей у него в ухе (вторая, поменьше, в виде своеобразной мушки клеилась к его нижней губе), и жестом приказал Антону снять темные очки. В руке у него появился длинный черный карандаш, который он приблизил к левому глазу хакера. Тончайший красный луч скользнул по сетчатке, по выжженным на ней микронным штрихам Личного идентификационного кода, уникальной опознавательной метки гражданина Полиса. Через контактный разъем на ладони охранника она попала в его персональный модуль, а оттуда в базу данных клуба, где среди прочего хранилась информация о некоторых его посетителях. ЛИК Антона, занесенный ранее в базу, прошел сверку с только что полученным, и охранник, удовлетворившись результатом, уступил хакеру дорогу.