Падшие сердца
Шрифт:
Логан был настолько взволнован, что вылетел из комнаты, не приведя себя в порядок. Я рассмеялась, прогоняя прочь все сомнения и тревоги. Я дала себе слово, что забуду обо всем и начну радоваться и веселиться. Не прошло и нескольких минут, как на пороге появился Тони в сопровождении Логана.
— Это правда, о чем мне невразумительно пытался сообщить Логан? Я буду прадедушкой? — Глаза Тони светились гордостью и счастьем.
— Кажется, так, — ответила я.
— Поздравляю тебя, Хевен. — Он подошел и обнял меня. — Время выбрано очень удачно. Это как заряд бодрости и надежды. Это Божий дар.
— Мы собираемся в ресторан Кейп–Код. Шампанское,
— Конечно, — улыбнулся Тони, как будто Логан сказал что–то необыкновенно гениальное. — Мы должны устроить праздник. Для разнообразия очень приятно услышать хорошие новости. А как замечательно зазвучит детский голос в стенах Фарти. Род Таттертонов будет продолжен.
— Да, — ответила я, и тут же страх сжал сердце. Мне подумалось, что Тони и не подозревал, как верны были его слова о продолжении рода. Но я прогнала прочь эту мысль и постаралась заразиться радостным волнением Логана. Мы разоделись как на парад, сели в автомобиль и отправились праздновать грядущее рождение ребенка. И, поднимая бокалы шампанского за наше будущее, ощущали пьянящее чувство счастья.
Мы прекрасно провели время в ресторане. Тони с Логаном выпили полторы бутылки шампанского. Каждый раз, когда я протягивала руку к своему бокалу, то один, то другой напоминали мне:
— Тебе следует теперь быть очень осмотрительной в еде и питье, маленькая мама. — И сказав это, они принимались от души смеяться. Скоро все в ресторане стали обращать на нас внимание.
Веселое, приподнятое настроение не покидало нас весь вечер и на обратном пути домой. Это счастливое событие явилось для нас целительным бальзамом, которым мы воспользовались, чтобы залечить тяжелые шрамы, оставленные нашими горестями и печалями. Мы принялись обсуждать имя будущего ребенка, и Тони с сожалением заметил, что современные родители больше не дают своим детям достойных имен.
— В наше время ребенок может получить любое имя — от персонажа мыльной оперы до клички скаковой лошади. Если родится мальчик, мне бы хотелось, чтобы вы его назвали Уилфрид или Гораций, так звали моих прапрадедушку и прадедушку. И второе имя тоже должно звучать соответствующе, что–либо типа Теодор или…
— Энтони, — вставила я.
— А звучит совсем неплохо, — согласился Тони, поднимая бровь и улыбаясь. Логан нервно рассмеялся.
— Если родится девочка, я хочу назвать ее в честь моей бабушки — Энни.
— Энни? Действительно, а почему не назвать ее Энни? — удивился Тони. Логан кивнул. Мне показалось, что в этот момент он был готов согласиться на все, что угодно. Шампанское ударило ему в голову.
— Да, мне кажется, Энни будет лучше всего, — решительно заявила я.
— Все, что захочешь, только не называй ее Опоздавшая к обеду, — и они с Логаном снова задорно, по–мальчишески рассмеялись.
Вот в таком веселом расположении духа мы и переступили порог Фартинггейл–Мэнора. Однако при виде выражения лица Куртиса разом растеряли все веселье.
Вместо приветствия он только кивнул и печально покачал головой.
— Что случилось, Куртис? — спросил Тони. Улыбка исчезла с его лица, сменившись беспокойством.
— Вам пришла телеграмма, сэр, и вскоре после этого позвонил мистер… — Куртис заглянул в записную книжку, — Артур Штейн, поверенный Люка Кастила.
— Люка Кастила? — я удивленно посмотрела на Тони. С побледневшим лицом он шагнул навстречу Куртису. Что все это означало? Мысли метались в моем мозгу, словно слепое животное в поисках знакомых предметов.
— О Господи, — только и шепнули его губы, и он протянул мне телеграмму. Она была адресована Энтони Таттертону и гласила:
УЖАСНАЯ АВТОМОБИЛЬНАЯ КАТАСТРОФА ТЧК ЛЮК И СТЕЙСИ КАСТИЛ СМЕРТЕЛЬНО РАНЕНЫ ТЧК ПОДРОБНОСТИ ПОЗДНЕЕ ТЧК ДЖ. АРТУР ШТЕЙН
— Что там? — спросил Логан. Не говоря ни слова, я передала ему телеграмму. — Боже мой, Хевен, — сказал он и обнял меня.
Я подняла руку, показывая, что со мной все будет в порядке, и почти бегом направилась в гостиную. Мне казалось, что сердце у меня остановилось, и кровь застыла в жилах. Я просто не чувствовала под собой ног.
— Куртис, принесите миссис Стоунуолл воды, — попросил Логан и последовал за мной, а Тони ушел в свой кабинет позвонить Артуру Штейну. Я села на диван и, откинувшись на спинку, закрыла глаза. Логан сел рядом и взял меня за руку.
— Понимаю, что это все ужасно, но ты должна думать о своем здоровье и о ребенке.
— Со мной все в порядке, — прошептала я. — Все будет нормально.
Люк Кастил… Его любви я страстно желала, но так и не получила. Но сейчас мне вспоминалось только хорошее. Я видела его на площадке перед нашим домом, подающим мяч Тому, старавшемуся отразить его битой. Это была единственная вещь, сохранившаяся от детства самого Люка. Он представлялся мне во дворе в солнечный день: его черные как смоль волосы поблескивали на солнце. Люк был красив и выглядел не хуже киногероя, когда был чисто выбрит и аккуратно одет. На него засматривались женщины! Помню, как отчаянно мне хотелось, чтобы он взглянул на меня с любовью и лаской. Какой радостью и волнением переполнялось мое сердце, когда мне удавалось поймать его устремленный на меня взгляд; возможно, в эти минуты он видел во мне черты своего ангела — Ли.
Отец, недосягаемый красавец, предмет моей любви и ненависти, теперь ушел безвозвратно. Никогда уже нам с ним не встретиться, и мы не сможем поговорить о былом, попытаться простить друг друга, объяснить и понять прошлое… никогда нам не исправить ошибки, не залечить раны, не согреть друг друга теплыми словами.
Как часто в мыслях я представляла себе нашу встречу. Мы посмотрели бы друг другу в глаза и увидели, что настал час примирения. Мы бы вышли с ним из дома, я и отец, которого у меня никогда не было. Мы бы шли с ним сначала молча, а потом бы он заговорил. Он бы признался, что был несправедлив ко мне, когда мы жили в Уиллисе. Люк говорил бы о своих ошибках и попросил простить его за то, что не обращал на меня внимания. Он бы все честно мне рассказал и сознался в том, как был нетерпим ко мне лишь за то, что я родилась на свет. Люк попросил бы прощения, и я сделала бы то же самое.
Я бы попросила простить меня за мое безумное стремление отомстить, за то, что изводила его, стараясь больше походить на его дорогую Ли, за то, что преследовала его в цирке. Я бы призналась ему наконец, что не он был повинен в смерти Тома… настоящая виновница — я.
И после этих тяжелых признаний мы бы оба обнялись и утешили друг друга. А в это время заходящее солнце медленно опускалось бы в море. И мое сердце переполнила бы радость, от которой оно могло разорваться.
Мы вернулись бы в дом вместе, рука об руку, чувствуя себя заново родившимися.