Падшие сердца
Шрифт:
— Тони купил цирк у Уинденбаррона? Но… я считала, что цирк принадлежит Люку, — я снова перевела взгляд на Логана, и он опять с недоумением пожал плечами.
— Да, вы правы, — согласился мистер Штейн.
— Но тогда мне непонятно, как цирк оказался у Люка?
— После покупки цирка мистер Таттертон обратился ко мне с просьбой подготовить договор о передаче цирка Люку за довольно малую сумму, — он улыбнулся, — за один доллар, если уж быть точным.
— Как?
— Можно считать это подарком. Тем не менее со смертью мистера и миссис Кастил право владения снова переходит к мистеру Таттертону. Прошлой ночью, когда мы говорили с ним по телефону, он распорядился выставить цирк для продажи, а вырученную сумму положить в банк на имя Дрейка. Думаю, что вы ничего не будете иметь против этого решения, миссис Стоунуолл? — заключил адвокат.
Я молчала, пораженная услышанным до глубины души.
— Конечно, эта операция не совсем соответствует масштабам нашей фирмы, но мы неоднократно представляли интересы мистера Таттертона на юге, и теперь, когда он позвонил, мы займемся всеми делами.
Я была сражена окончательно. Почему Тони принимал во всем такое активное участие? Почему он никогда не упоминал об этом?
— Здесь все необходимые документы, — продолжал мистер Штейн. — Вам действительно ничего не нужно подписывать, пройдет какое–то время, пока мы решим все вопросы, но если желаете ознакомиться…
— Так он отдал Люку цирк? — Я понимала, что выгляжу глупо с выражением искреннего удивления на лице.
— Да, миссис Стоунуолл, — мистер Штейн помолчал, потом снова наклонился вперед. — Теперь, что касается похорон. Тела находятся в Эддингтонской погребальной конторе. Служба завтра, в одиннадцать часов.
— Тони отдал все распоряжения по телефону? — спросила я. Моему удивлению не было границ. Тони совершенно отстранил меня от всех вопросов, решив их за меня. Даже теперь, когда я приехала попрощаться с Люком.
Артур Штейн горделиво улыбнулся:
— Как я уже отметил, мистер Таттертон один из наших самых уважаемых клиентов. И мы счастливы сделать все от нас зависящее, чтобы снять с вас часть забот.
— Тони сделал это ради тебя, — сказал Логан. Я посмотрела на него, сознавая, что он не мог понять до конца значение происходящего. Ведь он до сих пор не знал, что моим настоящим отцом был Тони, который действовал не только из–за своей душевной доброты. В первую очередь им двигали ревность и собственнический инстинкт по отношению ко мне.
Но Логану не нужно было знать истинные отношения, связывавшие меня с Тони и Люком.
— А может быть, Люка следовало похоронить в Уиллисе? — Перед моим мысленным взором предстала могила матери с маленьким скромным надгробием, на котором было начертано:
АНГЕЛ
ГОРЯЧО ЛЮБИМАЯ ЖЕНА
ТОМАСА ЛЮКА КАСТИЛА
— Ну, не знаю, — заметил Логан. — Атланта и ее окрестности стали для Люка настоящим домом. А ты действительно считаешь, что его нужно вернуть в Уиллис? — Логан сделал ударение на слове «вернуть», будто я собиралась опять приблизить к нему те темные времена, с которыми он распростился, найдя приют здесь, в Атланте, и став хозяином цирка.
— Нет, наверное, этого делать не следует, — согласилась я.
— И еще подумай о Стейси, — напомнил Логан.
— А что будет с Дрейком? — спросила я, поворачиваясь к мистеру Штейну.
— Насколько нам известно, со стороны миссис Кастил нет родственников, которые бы захотели взять на себя заботу о ребенке. А у мистера Кастила были ведь братья?
— Они и о себе не могли как следует позаботиться. Все пятеро оказались в тюрьме.
— Вы являетесь сводной сестрой мальчика. Каковы ваши планы в отношении Дрейка? Я уверен, что вы переговорили об этом с мистером Таттертоном, он рекомендовал мне поступать в соответствии с вашими указаниями. Если вы пожелаете оформить опеку, то это не вызовет никаких проблем. Безусловно, вы имеете возможность создать все условия для жизни и воспитания мальчика.
— Ну конечно, я могу взять его на попечение, — подтвердила я. — А так как Дрейк будет под моей опекой, то все вопросы, касающиеся мальчика, прошу направлять ко мне, а не к мистеру Таттертону. — Мистер Штейн почувствовал металл в моем голосе и как–то сразу подтянулся в кресле.
— Прекрасно, адрес тот же?
— У нас есть дом в Уиннерроу, — сказала я. — Мы сообщим вам адрес, по нему и отправляйте необходимую информацию. — Он внимательно посмотрел на меня и согласно кивнул. У меня не было ни малейшего сомнения, что как только мы уйдем, содержание нашего разговора станет известно Тони. Я записала адрес Хасбрук–хауса и отдала его адвокату. — Вы не знаете, сможем ли мы увидеть тело Люка?
— Насколько я понял, миссис Стоунуолл, зрелище это не из приятных. Тело находится в закрытом гробу, и будет лучше его не открывать.
Я закрыла глаза и глубоко вздохнула.
— Как ты, Хевен? — участливо спросил Логан, беря меня за руку.
— Все нормально. — Я поднялась. — Благодарю вас, мистер Штейн. — Он вышел из–за стола.
— Сожалею, что наша вторая встреча произошла по такому печальному поводу. Желаю вам всего хорошего, особенно малышу. Буду держать вас в курсе дел.
Я поблагодарила адвоката, и мы вышли из кабинета. Меня всю трясло, когда мы направлялись обратно в приемную по скрадывавшей шаги ковровой дорожке. Дрейк, перемазавший леденцом щеки, губы и подбородок, с тревогой посмотрел на меня.
— Сразу видно, что ел со вкусом, — восхитился Логан.
— Где здесь туалет? — обратилась я к секретарю.
— Первая дверь налево по коридору.
Я взяла Дрейка за руку, и мы отправились умываться. Он изучающе смотрел на меня, и я надеялась, что мальчик почувствует мою любовь.
— А теперь мы поедем домой? — спросил Дрейк.
— Да, милый. Сначала домой, а потом поедем в новый дом, где ничто плохое больше не коснется тебя.
Он продолжал пристально вглядываться в мое лицо. Потом поднял руку и указательным пальцем коснулся предательской слезинки, покатившейся по моей правой щеке. Внезапно, сам того не сознавая, мальчик понял, что произошло.
Мы подъехали к дому Люка. Стоило мне только открыть дверцу, как Дрейк выскочил из машины и стрелой помчался к дому. Когда мы собирались к Дж. Артуру Штейну, миссис Коттон отдала мне ключи, потому что намеревалась уехать до нашего возвращения. Дрейк повертел ручку и очень удивился, обнаружив, что дверь заперта. Он оглянулся на нас, и на его маленьком личике отразилось полнейшее отчаяние.