Падшие в небеса. 1937
Шрифт:
Они сидели в пустом кабинете напротив друг друга и словно сговорившись, смотрели в зарешеченное окно.
– Да, мне честно говоря, интересно, вернее не понятно, вы. Всегда вот такой правильный и строгий в этот раз попросили меня устроить вам свидание с этим вот Щукиным… и привели свою внучку… зачем? Мне немного не понятно…
– Не понятно,… мне и самому не понятно,… – загадочно выдохнул Маленький.
– То есть как это? Андрон Кузьмич? Зачем вы это делаете? Неужели вам так нужен этот человек?
Андрону Кузьмич посмотрел на Рябчикова и улыбнулся. Он вдруг понял, что видел за свою жизнь, как стареет человек,… нет не в зеркало, а на конкретном примере…
Рябчиков…
Он вспомнил его совсем мальчишкой двадцатилетнему пареньком в том далеком пятьдесят третьем году. Когда Маленький впервые столкнулся с молодым надзирателем тюрьмы с сержантскими нашивками на погонах. Почему-то тогда, в пятьдесят третьем, он очень захотел познакомиться с этим озорным, как показалось майору МГБ Маленькому, солдатом контролером. Может быть, он в солдате срочнике Рябчикове, увидел самого себя,… вспомнил, каков был он сам, попав первый раз в тюрьму в качестве стажера следователя в далеком тридцать седьмом?!
Так это или нет, но за эти сорок четыре года Маленький проследил всю жизнь этого человека. Более того, участвовал в ее становлении и изменении. Солдат срочник преобразовался в старшину сверхсрочника, а затем и в лейтенанта внутренней службы, который с особым рвением нес нелегкую ношу своих обязанностей в коридорах красноярской тюрьмы.
Рябчиков – смешной толстенький человек с милой фамилией, вот так, стал надзирателем и оперативным работником тюремной системы.
Рябчиков…
Иван Васильевич стал Маленькому близким человеком, потому, что именно через него Маленький долгое время знал, что на самом деле происходит в тюрьме, «кто и за что сидит и кого и за что выпускают».
А тогда, тогда в марте пятьдесят третьего… Маленький был просто испуган, испуган переменами и нависшей над ним пропастью.
Казалось все кончено!
Казалось, умер «хозяин» и все пойдет под откос!
Казалось, пятого марта могла остановиться жизнь в стране…
Иосиф Виссарионович, который был богом на земле. Мудрым и беспощадным добрым и лукавым, он, он должен был жить вечно, но что-то случилось с миром, тогда в марте пятьдесят третьего, коль всемогущий и бессмертный лидер и вождь банально умер от инсульта на своей госдаче.
И люди стали другими… нет, не сразу, но стали, люди вдруг начали понимать ничто не вечно на этой земле. Ничто и никто… даже такой всемогущий человек, как Иосиф Виссарионович,… они начали понимать через тридцать лет беспробудного сна…
Но это случилось не сразу,… а тогда в марте пятьдесят третьего очень многим было страшно… очень многим. И Маленький был в их числе…
Даже министерство тогда и то разогнали, объединив МГБ с МВД. Казалось еще шаг и его жизнь будет закончена именно в подвалах тюрьмы, но уже не в качестве следователя, а жертвы… И тогда, тогда почему-то Маленькому и захотелось подружиться, с тем молоденьким пареньком конвоиром по фамилии Рябчиков.
Но катастрофы не случилось, зато родилась дружбы между майором и сержантом переросшая со временем в профессиональные и просто теплые человеческие отношения.
Сколько воды утекло с того времени?
Сам Рябчиков уже на пенсии и сам он давно получил звание подполковника, но для Маленького он все еще на подсознательном уровне оставался сержантом, мальчишкой, конвоиром и контролером тюремных коридоров, который по просьбе Маленького ловко добывал сведения, как у арестантов, так и работников тюрьмы. На оперативном языке такой человек назывался слухач – агент сексот. Но Маленький к своему слухачу по фамилии Рябчиков относился с каким-то уважением и даже любовью. Поэтому, наверное, они и остались старыми приятелями до сих пор.
– Андрон Кузьмич, у вас, что определенная цель внучке показать все это? – осторожно интересовался Рябчиков, – она, что на юридическом учиться?
– Нет, она тут не по этому поводу,… – грустно ответил Маленький.
– Хм, а по какому?
– Ты слишком много сегодня вопросов задаешь Ваня…
– Извините. Вы знаете, как я рискую. Да и за вашу семью всегда переживал. И Вика мне как родная. Просто…
– Просто Ваня,… люди имеют несчастье к способности влюбляться…
– Что? – Рябчиков посмотрел Маленького и вновь непроизвольно ухмыльнулся.
– Да Ваня, вот ты влюбился ведь свою жену…
– Ну и что? Причем тут это?!
– Да притом, что любовь, как оказывается это вовсе не прекрасное чувство, а лишь обыкновенная человеческая слабость…
– Как это? – Рябчиков не как не мог понять, куда клонит Андрон Кузьмич.
– Да так Ваня, так. Я тоже этой слабостью страдал. Очень, давно. Любил я Ваня одну девушку. Был такой же молодой, как ты в пятьдесят третьем. Взял и влюбился.
– Что-то вы сегодня как-то странно все говорите, мудрено.
– Просто все Ваня. Я влюбился в девушку и вот сейчас, спустя шестьдесят лет, возникла эта ситуация. Если бы тогда не влюбился, ничего бы этого сейчас не было. Вот и все. Ну, тебе это долго объяснять. А про внучку скажу, она любит этого Щукина. Вот и попросила меня о свидании с ним. Я через тебя его и организовал.
Маленький говорил тихо и как-то обреченно, словно он сидел на допросе перед следователем, словно с горечью рассказывал о своей уже «прошедшей» жизни.
– Вика?! Влюбилась в этого… Щукина?!!! – удивился Рябчиков.
Андрон Кузьмич внимательно посмотрел на отставного подполковника и грустно хмыкнул:
– Ты что-то имеешь против этого Щукина?
– Нет, но… Вика и он,… – немного растерялся рябчиков.
Он все еще невольно видел этого сухого и старого человека в полковничьем кителе. Вернее, не в кителе, а в погонах, больших красивых золотых погонах… Какая-то невольная настороженность и предательская растерянность всегда накатывала после пристальных взглядов Маленького. Иван Васильевич не знал, почему его столько лет преследует это чувство. Может быть, потому, что он долгое время работал на этого человека?