Падшие в небеса. 1937
Шрифт:
– Та вы хотите справедливости? – человек настойчив.
– Так,… – растерялся Клюфт.
– Странно, вам уже много лет, но вы верите, что есть справедливость? – мужчина как-то картинно вскинул руки к потолку, словно хотел, чтобы его кто-то услышал.
– Хм, а вы? – обиделся Павел Сергеевич.
Человек понял, что перегибает палку с враждебным настроем. Он попытался улыбнуться и сделать выражение лица более добрым. Получилось плохо, хотя Клюфт понял, что этот человек делает это как может.
– И я… но верю по-своему, – буркнул мужчина и, махнув рукой, добавил. – Я считаю, что человек получит справедливость после своей смерти. Вот так. Думаете, что когда мы с вами умрем, все кончится для нас?
Клюфт удивился и непроизвольно откинулся на спинку стула:
– Нет, но я не…
– Нет, думаете… думаете, – бесцеремонно перебил его человек. – Вы надеетесь, конечно, что есть и рай, и ад… что-то потустороннее. Есть, конечно и праведный суд. Но это все там. Понимаете, там и к нам к людям никакого отношения здесь не имеет. Никакого.
Клюфт грустно улыбнулся и тихо попытался вставить свое слово:
– Но позвольте…
Но человек был занят собой:
– Нет, вы выслушайте, а потом возражайте. Это все там понимаете! Там. И все! А справедливость нужна здесь! И она, к сожалению, приходит к нам уже после нашей смерти обычно.
– Что-то я вас не пойму. Не пойму ход ваших мыслей.
– Ну, вот смотрите. Человек жил и творил зло, а потом помер. И что?
Клюфт насторожился. Он сейчас так не хотел ответить неправильно. Павел Сергеевич осторожно выдохнул:
– И что?
Человек ухмыльнулся:
– А-то! Вроде, как говорят – в ад попал. Вроде как, мучается.
Клюфт тоже грустно улыбнулся:
– И, что этого мало?
– Ну, как сказать…
– В смысле?!
– Но, вот для него, может и не мало. Он, там мучается. Кипит там, в котле или чего еще… а тут.
– А, что тут?
Мужчина тяжело вздохнул и как-то загадочно посмотрел в окно, словно искал за стеклом кого-то. Он сказал загадочно и раздраженно:
– А то, его зло принесенное, оно так и останется безнаказанным? Выходит, так?
Клюфт кивнул головой:
– Ну, не всегда…
Мужчина хлопнул по столу ладонью:
– А надо, чтобы всегда! Понимаете,… человек умер, а мучаются его дети внуки и прочее. Все, кто, когда-то как-то с ним связан. Понимаете, вот и будет справедливость. Потому, что еще при жизни человек будет знать, что он своим родным и близким зло творит, а не кому-то!!!
Человек откинулся на стуле и, достав пачку сигарет – закурил. Он, молча, жмурился и дымил. Клюфт вновь рассмотрел его черты.
Они так похожи… они так похожи…
Майор Поляков.
Он мог быть его родственником…
– Это вы, так воспринимаете справедливость?! – Павел Сергеевич ухмыльнулся.
– Ну да, а вы, вы как воспринимаете?
– Я? Может и я… Но, вот вы?! Вы, как я понимаю, тоже в своей жизни не всегда праведные вещи делали…
Собеседник сощурился, он улыбнулся, в его улыбке Клюфт уловил раздражение, легкое и какое-то завуалированное, но раздражение. Павел Сергеевич понял, что попал на «больную мозоль».
– Да совершал… но осознал. Тут ведь, как говорится вовремя осознать. Вот.
– Ну, так зачем, зачем вам опять это? – удивился Клюфт.
– Что-то я вас не понимаю?! Это вы пришли за справедливостью. Вы! Вы обратились к отцу Андрею. Вы! Он попросил меня. Хотя я честно вами скажу, не хочу. Не хочу ничего делать… хотя и сам предложил ему свои услуги. Но, я просил его дать мне сделать добро, поработать на добро.
– Извините… Я думал, вы поможете…
Мужчина тяжело вздохнул и, покосившись на Клюфта, махнул рукой и затушил сигарету в пепельнице.
– Я не сказал, что не смогу вам помочь, просто я сказал, что мне будет противно делать, то, что надо. Вот и все. И я сделаю это. Но еще одно, то, что вы должны знать. Я делаю это еще и ради Вики.
– Виктории? – Клюфт удивленно вздернул брови. – Вика вам знакома?!
– Да, я знаю ее с детства. И не хочу, чтобы несправедливость была постоянной спутницей ее жизни. Да и мои убеждения вы знаете. Простите. Но про вашего внука я ничего хорошего сказать не могу.
Клюфт, грустно улыбнулся. Он сжался и, втянув голову в плечи, словно старый голубь, промокший от осеннего дождя, медленно как-то картинно закрыл глаза.
– Я не прошу, что бы вы любили моего внука. Он человек спорный. Он поэт. Он драматург. Он творческая личность и конечно у него много грехов… в вашем понимании. Но, для меня в первую очередь, он самый близкий и дорогой человек. В первую очередь! И я его люблю. У меня кроме него ничего не осталось. И поэтому…
– Меня зовут Сергей Вавилов. Вы должны знать. Меня зовут Сергей Вавилов… – сказал мужчина невпопад.
Клюфт, вздрогнул и беспомощно открыл глаза, он не ожидал услышать в ответ такое…
– Зачем? Зачем мне ваше имя…
Сергею стало жаль старика, он улыбнулся и выдохнул:
– Я хочу, чтобы вы знали мое имя. Знали… я так долго его скрывал от людей… не хочу больше… почему-то мне захотелось, чтобы вы узнали мое имя… Поэтому и дал себе слово говорить по возможности его и правду… вы простите, но я сказал правду, что я думаю о вашем внуке…
Клюфт понял, что человек поменялся. Он поменялся мгновенно и как-то бесповоротно. Он стал, как показалось старику ближе… и немного добрей. Павел Сергеевич облегченно кивнул головой и что-то невнятное промычал в ответ.