Падшие в небеса. 1997
Шрифт:
Клюфт, медленно поднявшись, сел на краешек кровати. Ему было тяжело. Маленький ждал. Он пристально смотрел на Павла.
– Ты все врешь! Ты просто хочешь сделать мне больно. Ты лгун! Зачем это тебе? – Павел Сергеевич спросил это тихо, он обреченно кивал головой в такт своим словам.
– Нет, я не хочу делать тебе больно. Мне это не нужно. Но мне, почему-то захотелось сказать тебе правду. Может потому что мне уже много лет. И возможно я скоро умру. Хотя конечно я о смерти не думаю. Но поверь, у меня вдруг возникло это желание сказать тебе. Все! Все! Что бы вот так не умереть, не
– Какой правды? Какой? Той, что ты ради того. Что бы отбить у меня девушку отправил меня в лагерь? Это правда? А потом жил с ней и ждал, что она забудет меня и станет твоей женой?
– Ты сейчас можешь говорить, что хочешь. И думать! Но, я тебе скажу, а ты там сам решай. Я не хочу к тебе ходить и вот так тут оправдываться. Нет, не такой я человек. Но один раз я тебе скажу все. Что ты не знаешь. И может тебе станет легче.
Клюфт молчал. Он напрягся. Его глаза наполнились слезами. Но заплакать перед этим противным ему человеком Павел Сергеевич не мог. Просто не имел права. Он бы тогда возненавидел себя! Показать свою слабость перед мерзким существом, которое изломало ему судьбу, было сродни унижению.
Маленький пристально смотрел на Павла Сергеевича. Сквозь призму больших очков его глаза казались мертвыми. В них словно потухла жизнь. Никаких эмоций.
– Ты должен знать Клюфт. Что это я инициировал то дело с Поляковым. Этот рапорт написал в Москву я! Я решил это сделать, после того как он тебя чуть не застрелил. И если бы я это не сделал, то твое дело могло бы пойти совсем по другому маршруту. Оно бы пошло по линии Кэ Эр Тэ Де. А это если ты помнишь, не просто контрреволюционная деятельность, в которой тебя обвинили, а контрреволюционная троцкистская деятельность! А с троцкистами сам понимаешь, поступали быстро и четко. Тебя бы расстреляли, прямо в подвале нашей тюрьмы. Причем в недельный срок. Кстати твоя подельница и руководительница Ольга Петровна Самойлова была расстреляна через три недели после вашей очной ставки.
– Что? – едва вздрогнул Павел Сергеевич.
Еще что-то спросить у него не было сил. Он так и сидел на краю кровати, сгорбившись и опустив как плети, руки на колени.
– Да, ее расстреляли. Ты должен это был знать. А потом, потом должны были остальных, в том числе и тебя.
– А Смирнов? Его тоже? – обреченно вымолвил Клюфт.
Маленький вздохнул и кивнул головой:
– И Смирнов. И главного редактора тоже. Но не об этом. Ты должен знать. Что Вера непроизвольно тебе помогла. Я не смог отправить тебя в подвал, хотя и мог.
– Да, но ты смог отправить меня на расстрел в лагерь. Какая разница, где умирать, на бетонном полу или в сугробе? – грустно усмехнулся Клюфт.
– И тут ты не прав. Я знал, что часть осужденных повезут в Ванино, а там переправят морем в Магадан. Я так же знал, что доедут до Ванино не все. Будут три остановки. В Камарчаге для особого лагеря в Орешном. В Тайшете для особлага в Дмитровке, и в Улан Удэ, на пересылках будут сгружать народ. Часть пойдет в расход. Часть на рудники. Но никто из нас не мог знать, кого точно спишут!
– И что? Что? Мне, честно говоря, вообще наплевать, как ты там что знал. Я знаю одно, я оказался в истребительном лагере. И меня чуть не кончили. Чуть не поставили к стенке! – сказал с ненавистью Павел Сергеевич.
Он сжал кулаки и тяжело дышал.
– Нет, еще не все. Я и тут попытался тебе помочь. Веришь или нет. Но я это сделал ради Веры. Не знаю почему.
– Прошу тебя, не трогай Верочку! Не трогай! И уходи отсюда! Пошел вон! – прошипел Клюфт.
Он разозлился. Он вдруг почувствовал такой прилив сил и ненависти, какой не ощущал уже много лет. Он, готов был броситься на этого противного старика в очках с костяной оправой. Повалить его на пол палаты и придушить. Вот так сразу! Сжав горло ему как тому солдату нквдшнику, которого он задушил в бараке без крыши, шестьдесят лет назад.
Но Маленький, словно не слышал этих слов. Он спокойно продолжал:
– Тогда, я понял, что могу тебе помочь, вернее, избавиться от тебя, просто вычеркнув тебя из этой жизни. Что бы ты просто исчез. И все! Я записал тебя под другой фамилией. Просто изменил букву. Тогда в деле и приговоре я вписал букву «И»! И ты стал Клифтом! Но что бы ты понял, что ты стал другим человеком, я попросту намекнул еще одному человеку. Что бы он помог тебе стать совершенно другим! Спастись! И выжить!
– Так это ты подослал ко мне Фельдмана? Сволочь! Это ты подослал Фельдмана?!
– Да никого я не подсылал! Просто я спас двух человек, Фельдмана и тебя!
– Я все понял! Понял! Если бы меня просто тогда расстреляли, то ты бы не смог надеяться на Верочкину любовь! Она бы возненавидела тебя за мою гибель! За мою смерть она бы прокляла тебя! А так?! Я проспал, я стал другим человеком, который уже не смог к ней вернуться! Ты подонок! Ты мразь! – Павел Сергеевич презрительно махнул на Маленького.
– Хм. И, тем не менее, ты остался жить благодаря мне. И дожил до девятого десятка. Но я Клюфт не хочу, чтобы ты вот, так меня прощал тут или делал какие-то выводы внутри себя. Я хочу тебе сказать еще одну вещь! Как, это не печально, но наши пути опять пересеклись. И мы вынуждены будем решать еще одну проблему.
– Какую еще проблему?! Пошел вон отсюда, а то я позову охрану и врачей!
– Прежде чем ты это сделаешь, знай, что нас вновь свела женщина. Вновь, через шестьдесят лет.
– Что? – недоумевая, спросил Клюфт.
– Да, как бы это не звучало, странно и нелепо. Но это так. И боюсь, тебе все-таки придется подключиться к решению этой проблемы.
– Какая еще женщина? Ты, о чем? – Павел Сергеевич растерялся.
Нет, он даже испугался. Боялся слушать этого человека, похожего на страшный призрак из прошлого.
Маленький тяжело вздохнул. Он высился на стуле словно коршун. Руки, нелепо согнутые в локтях, торчали словно крылья. Кисти, похожи на когти, обхватили колени. Белый халат на плечах напоминал оперение.
Андрон Кузьмич сидел и мрачно смотрел на Клюфта. Он буравил его взглядом. Опять это взгляд хищника. Взгляд убийцы, рассматривавший жертву.
– Скажи мне Клюфт, – пробасил Маленький сурово. – Вилор Щукин ведь твой внук?
У Павла Сергеевича екнуло сердце. Он вздрогнул.
– Что? Внук? Какого лешего? Внук? Тебе что надо от моего внука?