Падшие. Начало
Шрифт:
Отец Куинн с минуту не двигался, его каменное выражение лица и плотно сжатые губы говорили о том, что столь явное пренебрежение его задело. Гавриил не сомневался, что он откажется, начнет спорить с пришедшим к нему мужчиной. Но священник поднялся на ноги. Проходя мимо, он положил руку на плечо Гавриила. Его крепкого пожатия вполне хватило, чтобы Гавриил понял, что ему следует держать язык за зубами. Когда отец Куинн вышел, мистер Миллер жестом пригласил Гавриила сесть. Гавриил сел и стал ждать.
— Джозеф, я представляю интересы Джека Мерфи. Ты о нем слышал?
Гавриил покачал головой.
— Ничего страшного. Думаю, приют Невинных младенцев был тебе хорошим домом.
Гавриил не ответил. Мистер Миллер внимательно посмотрел на Гавриила, а затем
— Он был владельцем и основателем одной очень известной технологической компании.
Мистер Миллер взмахнул рукой.
— Но это не самое главное. Главное то, что ты — его единственный наследник.
Гавриил подождал, пока до него дойдет смысл слов мистера Миллера. Одно за другим они просачивались в его сознание, но не имели никакой логики. Наследник. Наследник? Гавриил покачал головой, пытаясь понять, о чем говорит мистер Миллер. Его мозг теперь работал не так, как раньше. У него отключились все рациональные мысли. В течение долгих лет он только и делал, что мысленно отгораживался от своей повседневной жизни — от пыток, боли, сексуального очищения своей якобы темной души. У Гавриила с Михаилом никогда не было никого на свете. Никого, кроме их матери, что умерла у них на глазах, сдавшись болезни, лишившей ее сил и счастья. Но даже сквозь притупившиеся мысли он почувствовал, как его охватил гнев. В последнее время гнев стал одной из самых сильных эмоций. У Гавриила всегда был спокойный и безмятежный нрав, но гнев его поглотил. Он годами разъедал его сердце, убивая врожденную доброту. Каждый раз, когда его приводили в комнату пыток: клали на дыбу, растягивали его тело, пока он не сдавался; подвешивали за связанные руки на страппадо, пока он не начинал кричать... добро казалось ему далеким воспоминанием, и его место заняли презрение и ярость.
А теперь ему сказали, что все это время за пределами этого ада у него кто-то был? Родственник, который мог бы избавить их с Михаилом от этой боли?
— Как? — сквозь стиснутые зубы спросил Гавриил.
— Джек Мерфи является… являлся твоим дедом по материнской линии.
Замешательство и гнев Гавриила не утихли, а лишь усилились. В груди вспыхнула жгучая ярость и огнем распространилась по всему телу. Его мать никогда не упоминала о своем отце. Конечно, когда его мать умерла, Гавриилу было всего шесть лет, но он думал, что кроме него и Михаила у нее не было никакой семьи. Их отец ушел от них вскоре после рождения Михаила. Гавриил его не помнил. Насколько он понял, его мать тоже не знала своего отца. Воспитывалась матерью-одиночкой, которая умерла еще до рождения Гавриила. У них никого не было. И когда их с Михаилом нашли, голодных, замерзших и все еще жмущихся к гниющему трупу их матери, никто, блядь, даже не заикнулся ни о каком дедушке! Хоть о ком-то, кто должен был их забрать и оградить от такого зрелища.
Похоже, Миллер, ждал, что скажет Гавриил. Но Гавриил не мог вымолвить ни слова. Он боялся того, что может сказать или сделать, если из него вдруг выплеснется кипящая внутри ярость. В тот момент его не волновал какой-то там бросивший их дед. Ему было насрать на то, что он, возможно, ему оставил. Ему хотелось снова очутиться с братьями в Чистилище. А не здесь, где он сейчас.
— Твой дед был непростым человеком, — объяснил мистер Миллер, явно заметив в Гаврииле растущее негодование. Он нервно поерзал на стуле. — Джозеф, твой дед был богатым человеком. Очень богатым. Его бизнес был передан правлению, но все его деньги и имущество теперь твои.
Гавриил ничего этого не слушал. Его мысли вертелись вокруг братьев и того, кого сегодня заберут. Что сделают с ними Бретрены? Накажут ли за то, что с ними нет Гавриила?
— Сегодня тебе исполняется восемнадцать, — сказал Миллер. Гавриил моргнул и снова сосредоточился на адвокате. — Я с прискорбием вынужден сообщить, что месяц назад твой дед умер. Но в своем завещании он распорядился, чтобы в день твоего восемнадцатилетия тебя нашли и передали тебе права на наследство.
Гавриил
— Мы можем уехать отсюда прямо сейчас. У меня с собой все документы, которые ты должен подписать, а потом я покажу тебе твой новый дом.
Гавриил злобно уставился на него. Он хочет, чтобы Гавриил уехал? Упорхнул в богатенькую жизнь, когда его место здесь, с братьями?
— Ты понимаешь, сынок? Твой дед ворочал миллиардами. Миллиардами, которые теперь твои. Тебе восемнадцать. Сегодня тебя должны были выпустить из приюта Невинных младенцев. Теперь тебе есть куда идти.
— Мне плевать на его деньги, — прошипел Гавриил, и его голос показался ему чужим.
Миллер моргнул и оглядел комнату. Его брови недовольно поползли к переносице.
— Послушай, сынок. Я вижу, ты вне себя. Но есть нечто большее, чем я могу тебе здесь рассказать, — Миллер понизил голос и наклонился ближе. — Подумай, что ты можешь сделать со всеми этими деньгами. Если тебе самому они не нужны, ты мог бы помогать людям. Можешь пользоваться ими по собственному усмотрению.
Миллер сложил руки.
— Твой мир только что открылся перед тобой так, как ты и представить себе не можешь. Знаю, сейчас приют Невинных младенцев кажется тебе всем миром, но это не так. Когда ты так богат, нет ничего невозможного.
Впервые с того момента, как он сел перед Миллером, гнев Гавриила стих, и у него в груди вспыхнул свет. Сегодня он собирался присоединиться к Бретренам, чтобы быть поближе к братьям. Он рассудил, что если вольется в секту к священникам, то может попытаться уничтожить их изнутри. Но если теперь у него есть деньги…может, у него получится вытащить братьев другим способом. Он мог бы дать им кров, защитить их. Гавриил встретился взглядом с Миллером и попытался найти ответы на свои вопросы. На деньги он мог купить дополнительные ресурсы, информацию… влияние и власть. Гавриил очень сомневался, что у него хватит сил соперничать с могущественной Католической церковью, но можно попытаться. Он найдет способ.
Гавриил разрывался между двумя разными вариантами развития событий. Он пытался думать, рвал душу и ломал голову, чтобы принять правильное решение. Но времени на раздумья у него не осталось. В комнату вернулся отец Куинн, вся его поза выдавала напряжение, а глаза светились раздражением… и, как заметил Гавриил, беспокойством. Отец Куинн боялся.
— Все в порядке?
Увидев, что первосвященник так напуган, Гавриил легко принял решение. За все годы, проведенные под его жёстким диктатом, Гавриил ни разу не видел, чтобы отец Куинн не то чтобы трясся от страха, а хотя бы немного волновался. Но теперь, когда священник лихорадочно переводил взгляд с Гавриила на Миллера, юноша понял, что нашел его слабое место. Никто из попавших в Чистилище детей не мог выбраться оттуда без предварительной присяги Бретренам. Но Гавриил мог. Он мог стать брешью в их непроницаемой броне.
— Хорошо, — сказал Гавриил мистеру Миллеру. — Поехали.
Отец Куинн метнул взгляд на Гавриила.
— И куда же ты едешь? — отец Куинн очень старательно делал вид, будто всерьёз беспокоится за Гавриила. Но юноша все равно заметил в его голосе панику.
— Со мной, — поднимаясь, сказал мистер Миллер. — Джозефу восемнадцать, и он получил в наследство поместье.
Мистер Миллер повернулся к Гавриилу.
— Я подожду, пока ты соберешь свои вещи.
— У меня ничего нет, — сказал Гавриил и, взглянув на священника, подумал: «Ничего, кроме стремления и цели освободить моих братьев и уничтожить вашу секту».