Падший ангел за левым плечом

Степанова Татьяна Юрьевна

– Я любил ее. – На его лице появилось странное, почти мальчишеское выражение боли и восторга. – Мы любили друг друга. Мы друг друга понимали и берегли. Я пальцем ее не касался. Я ее берег и жалел, любил очень. Мы только целовались, потому что она была еще… Всего четырнадцать лет! Я хотел ждать, не желал ничего портить. Я пальцем ее не касался, я ее обожал! А он… он воткнул ей палку между ног и разорвал ей там все внутри!!

Он опять с размаху ударил Вавилова по лицу. А потом еще раз. И еще.

– Артем! Прекрати! –

закричала Катя. Она вдруг испугалась, что на ее вопль спецназ ринется на штурм. – Пожалуйста… Я верю, что ты любил ее. Очень. Но ты же… черт возьми, ты же играл роль сутенера при ней!

Артем глянул на Катю.

– Ты же использовал ее как приманку для ловли богатых педофилов в Интернете. Как сутенер и шантажист. Это ведь тоже правда, Артем. Именно поэтому ты не мог рассказать все, как было.

Вавилов вскинул голову и, набрав в рот кровавой слюны, плюнул – метил в лицо, но попал на рубашку Ладейникова.

– Давай убей меня, пацан, – прохрипел он. – Давай, парень, жми на спуск. Так будет лучше для всех. Один выстрел, и меня нет.

Ладейников вытер руку о брюки.

– Убей меня. – Вавилов заворочался на стуле. – Я прошу тебя… Так будет лучше. Я больше не могу. Слышишь ты, полоумный ублюдок, я не в силах все это терпеть больше, убей меня!

Кате вспомнились женские руки, прибитые гвоздями к стене в форме буквы «М», вспомнился провонявший дерьмом ресторан «Кисель». Это ли не кара? Это ли не расплата за убийство Аглаи? Тогда что вообще такое – расплата и кара? В чем их смысл? Где их предел?

– Забирайте его, – сказал Артем и отступил от стула, сжимая в руке пистолет.

– Ты хочешь суда? – спросила Катя.

– Да, я всегда этого хотел. Чтобы мы… чтобы вы раскрыли это дело и поняли все. И чтобы был суд. Чтобы все узнали про него. Узнали правду. Я хотел справедливого суда. Забирайте его. Раз вы раскрыли это дело, мне он больше не нужен.

Он отступил еще дальше в глубь кабинета, к окну.

– Мы его заберем, – сказала Катя. – А ты?

– А я?

– Ты…

Он поднял пистолет. Он смотрел прямо в дуло.

Катя поняла – он не собирается покидать этот кабинет живым.

– Я сегодня услышал – мы, мол, лишние люди. Наше поколение. От нас, мол, ничего не зависит. Мы тут никто и ничто. Так вот я с этим не согласен. – Он говорил это Кате и открытой настежь двери кабинета, где пока так и не возник вооруженный до зубов спецназ. – Что-то мы можем сделать. Если правосудие все-таки есть, если это не липа, не болтовня, то… Забирайте Вавилова. Судите его.

– Без твоих показаний по делу Аглаи будет трудно, Артем. – Катя хотела быть с ним максимально честной. – Все, что у нас есть, это косвенные доказательства. Без твоих показаний на суде опытный адвокат… а он, – она кивнула на прикрученного к стулу Вавилова, – наймет себе такого, я знаю… Так вот если ты хочешь справедливого приговора и возмездия по суду, по закону, ты… Ты должен

выбрать.

– Между показаниями на суде против него, собственным пожизненным за два убийства и выстрелом в висок сейчас?

– Убей меня, ублюдок, и сам застрелись, и вся недолга! – прохрипел Вавилов.

– Он путал следы в деле Аглаи, фабриковал обвинение против учительницы Грачковской. Неужели ты думаешь, что он не попытается выкрутиться на суде, когда ты – главный свидетель – покончишь с собой? – спросила Катя.

– Так это я должен еще и выбирать? – Артем Ладейников спрашивал словно бы с изумлением.

Но лицо его – Катя не видела на нем мук борьбы, битвы противоречий. Внешне он был удивительно спокоен.

Месть – блюдо, которое подают холодным… Всегда…

Или в самых крайних случаях?

И тут Артем быстро подошел к Кате и сунул ей свой пистолет рукояткой вперед. От неожиданности она едва не уронила его на пол.

– Он отдал пистолет мне! – крикнула она. – Он…

Она не успела сказать «безоружен». Кабинет в мгновение ока заполнили спецназовцы в бронежилетах.

Все смешалось… Хотя действовали спецы слаженно и быстро – все смешалось, все превратилось в хаос.

Прикрученного к стулу Вавилова поволокли по коридору прочь. Он что-то хрипло орал. Артема Ладейникова обыскали и тоже поволокли – в другую сторону.

– Помните Юлю, Катя? – выкрикнул он. – Скажите ей… я не хотел причинить ей вред. Мне нужно было, чтобы место его секретаря освободилось! Скажите ей, я прошу у нее прощения! Я старался, чтобы она не сильно пострадала в той аварии!

Последнее признание…

Катя запомнила его и знала, что передаст по адресу. Калейдоскоп лиц мелькал перед ней. Ее тошнило. Вот в этом калейдоскопе мелькнуло лицо полковника Гущина…

– Ловко вы его обработали.

Это произнес начальник спецназа, он забрал у Кати пистолет. В его словах не было благодарности, а лишь скрытая неприязнь. Словно она отобрала у него важный трофей.

– Пошел к черту от меня, – грубо огрызнулась Катя.

Она медленно двинулась прочь, едва волоча ноги.

Полковник Гущин догнал ее на лестнице. Но сейчас она не хотела говорить и с ним.

Глава 51

Для кого-то даже хеппи-энд

Честно говоря, Катя вообще не хотела об этом говорить.

Но она ведь не принадлежала себе. Кому вообще принадлежат полицейские? Кому они нужны? Кому какое дело до них, когда они разочаровываются в окружающем их мире и замыкаются в себе?

В общем, кое-как Катя со всем этим справилась. Но шрамы остались.

В Главке бушевал грандиозный скандал. Приезжали разные комиссии. Трясли грязное белье, собирали пачки рапортов. Все это как мутная волна катилось по высоким кабинетам.