Пака. Книга сапфировая
Шрифт:
Глава 9 Алена. Обидно же…
Урод! Дубина! Солдафон козлячий! И далее по списку…
Я просто не могла унять в себе бешенство и обиду. Я так старалась! Убирала, готовила, ждала его к завтраку. Даже причесалась и принарядилась ради этого остолопа!
Когда его руки прошлись по моему телу, с циничной беспощадностью показывая, за кого он меня принимает, я только чудом удержалась, чтобы не заплакать.
Стива, за что? Я ничего такого не сказала, радовалась, что ты теперь не одинок и у тебя есть все мы. Просто так мамин дар никого не выбирает, это
Хотя, я тоже была неправа, ведя себя с ним, как с домашней собачкой. Но, это в ответ на его гадкую выходку по отношению к моей попке! И его властный, подчиняющий взгляд не добавил мне счастья. Подумаешь, какая цаца!
Я и сама хороша, накосячила. Но, он первый начал!
Отказался завтракать? Вот и ходи голодный! Голодный…. Ведь впереди целый день, как ты будешь-то, Стива?
Боже, о чем я думаю?! Иди к черту, громила! Жуй свои ботинки! А я в тишине и покое, проведу все дни, что вынуждена болтаться с тобой на это чертовой яхте. Вот залягу сейчас с книжкой на корме, под навесом, на целый день и буду кайфовать. А ты делай, что хочешь. Мне все равно!
Все же всплакнула, только тихо, чтобы солдафон не услышал. Потом покрыла светлой косынкой голову, чтобы не напекло, и устроилась на откидном мостике позади кормы, с которого можно нырять в море. Яхта прогулочная, отсюда и прибамбас.
Уселась и сжалась в комочек. Будь я дома у родителей, я бы пряталась в старом кабинете отца. Когда тот, стал слишком тесным для его работы, па переместился в другой. Но, мне нравилась эта комната, было в ней что-то родное и надежное.
Я уже года два жила отдельно от родителей. Мы с Илькой купили два дома, по соседству. Сосны, озеро и тишина! До центра недалеко и район прекрасно охраняемый. Вот там, в своем доме, я могла печалиться где угодно и как угодно. А тут, на этой яхте, и сбежать-то некуда.
Через половину часа, яхта замерла и встала, покачиваясь на волнах. Наверно, Стива, приступил к выполнению своего адского плана. Ну и пусть! Просижу тут целый день, и с ним не пересекусь!
Я понимаю, что веду себя как глупая девочка, но я так чувствую. Мне больно и от его поступков и от его слов.
Вон он….слышу его шаги, наверно меня ищет. Вот и ищи, глупый Стивятина!
Шаги замерли где-то за моей спиной. Нашел, ай молодец, «возьми с полки пирожок, там их два, крайний не бери»!
Я оборачиваться не стала, полыхая обидой и разочарованием. Все равно он не извиниться, а я тоже не на помойке себя нашла, чтобы прощать ему подобное просто так.
Он потоптался, потоптался и ушел. Вот и катись, противная морда!
Я смотрела на море. Солнце ярко светило, вода блестела, золото и бесконечная синева. Ильке бы понравилось, он всегда умел видеть вот это нечто, что окружает нас. Всю красоту и радость бытия. Он всегда смотрел на мир своим, особенным взором, тем, который был доступен только ему. Где ты, братик мой, родной?
Солнце начало припекать сильно и мне пришлось перейти в каюту, под кондиционер и на мягкую постель. Там я и уснула на час, потом подскочила и, все же, отправилась готовить обед- легкий суп и поджаренный хлеб с нежирным паштетом. В такую жару совершенно не хотелось есть.
Кого я обманываю? Кусок
Я пошла к Стиве.
— Господин Голицын, обед готов. Вам понадобятся силы, чтобы осуществить свой план и доставить меня домой. Если не хотите есть, просто киньте все за борт. Через половину часа, жду Вас в каюте для получения инструкций на счет Бонхо, — хотела сказать тем тоном, которым говорит со мною ма, когда не довольна и хочет показать это.
Не вышло, куда мне до нее? Я просто проговорила это, заставляя себя, выдавливая слова, желая поскорее уйти.
— Благодарю, мэм, — вот и весь ответ.
Стива не смотрел на меня, отворачивался и делал вид, что ему по фиг. Хотя, почему делал вид? Ему все по фиг.
Я снова ушла в каюту и принялась ждать Стиву. Если он не съест обед, который я для него приготовила, я никогда и ни за что больше не заговорю с ним. Не буду думать о нем. И, когда придет время расставаться, я буду рада сказать ему- прощай. И забуду его сразу же, после вот этого слова!
Он, тем временем, шуршал в салоне, звеня посудой и приборами. Поел? Стива, прошу, не обижай меня еще больше, не делай этого со мной. С нами!
О чем я думаю? Почему я ТАК думаю? Да что происходит? Господи, миленький, я сама не своя, да и по Стиве видно, что ему неуютно. Объясни, мне дорогой Бог, что с нами?
Я сидела на постели в полном хаосе чувств и мыслей, тупо глядя в окошко, ощущая странное покалывание под левой грудью. За этим немудреным занятием меня застал тот, о ком были мои мысли (не Бог, конечно, а Стива).
— Спасибо за обед, мэм, — проговорил он чужим каким-то голосом и ушел.
Правда, вернулся очень скоро. Я не ждала, и потому, должно быть, испугалась снова его фигуры, массивной и грациозной одновременно. Стива стоял, прислонившись плечом к переборке, и смотрел на меня потемневшими глазами.
— Вы, Голицын, пришли, чтобы рассказать, как вести себя в Бонхо? Я слушаю, — я вовсе не делала вид, что обижена, я и была обижена, огорчена и подавлена.
— Так точно, — он протянул мне коробочку с линзами, — Это нужно будет использовать в обязательном порядке. Глаза у тебя….Вас…слишком приметные. Далее, по моему сигналу, нужно переодеться в местный наряд, укутать лицо и все время держаться позади меня на палубе. Что бы не случилось, все время нужно находиться в поле моего зрения, но позади меня. Есть вопросы?
— Что мне делать, если на пункте контроля появится дан? — я старалась держать деловой тон, но хотела, либо ударить Стиву, либо попросить его уйти!
— Любая внештатная ситуация- моя забота. Все, что нужно делать тебе…Вам…я уже объяснил, — он старался заглянуть мне в глаза, а я отводила взор, лишь бы не видеть его глумливые глаза и не вспоминать его грубые руки, шарившие по моему телу и причинившие боль, не только физическую.
— Сколько у меня времени?
— Два часа. Минимум. Потом нужно переодеться, вставить линзы и четко выполнять мои приказы…распоряжения. От этого зависит успех операции, — он старался не обижать меня сейчас, но и извиняться за утреннее не торопился.