Палач Рима
Шрифт:
— Похоже, здесь у Антонии личная тюрьма, — заметил Магн, когда Палл остановился перед одной из дверей и вставил в замок ключ.
Веспасиан усмехнулся.
— Боюсь, как бы ты не окончил здесь свои дни, если перестанешь ее ублажать.
Ключ с лязгом повернулся в замке. Палл распахнул дверь и шагнул внутрь. Впрочем, он тотчас же появился оттуда, таща за собой за лодыжки грязного, голого, тощего Ротека. Длинные лохмы и борода жреца были всклокочены и все в комках налипшего на них дерьма. Судя по всему, он спал, потому что когда его выволокли на свет, голова его дернулась и он открыл глаза. Ротек тотчас же завопил, стал хвататься
— Я был бы благодарен помощи с вашей стороны, господа, — вежливо попросил Палл, — но только пощадите его голову. Мне нужно, чтобы он проглотил.
Увы, никто не поспешил откликнуться на просьбу грека, не желая даже приближаться к грязному, омерзительному существу.
— Ладно, была не была, — буркнул Магн и, сделав шаг вперед, оторвал костлявые руки Ротека от дверного косяка и поволок его прочь.
Шум разбудил других пленников, и из-за железных решеток послышались их крики. Кто-то пытался колотить в двери.
— Благородный Веспасиан, будь добр, подержи вот это, — обратился к нему Палл, перекрикивая шум, и предложил взять жреца за лодыжки.
Что делать? Веспасиан взял тощие лодыжки жреца, такие худые, что, казалось, сожми он их сильнее, и они переломятся. Почувствовав, что хватка ослабла, Ротек попробовал брыкаться. Веспасиан был вынужден изменить свое мнение о тщедушном жреце и сильнее сжал пальцы.
При этом он поймал себя на мысли том, что несказанно рад, что тот, кто четыре года назад во Фракии у него на глазах убивал римских пленников, сам за восемь месяцев превратился в грязное, безумное испуганное животное.
— Усади его, — велел Палл Магну, вытаскивая из заплечного мешка небольшой пузырек. — Благородный Корбулон, подержи ему голову и заставь открыть рот. Сабин, приставь к его горлу кинжал.
Корбулон поморщился, но просьбу выполнил. Веспасиан с трудом сдержал улыбку, угадав, что самую неприятную работу Палл припас для него. С запрокинутой назад головой, открыв рот, в котором торчали спиленные зубы, с приставленным к горлу кинжалом, Ротек замер в ожидании того, что последует. Палл подошел к нему и открыл флакон.
— Это тебя не убьет, если ты это выпьешь, чего не скажешь про кинжал, если откажешься. Ты меня понял?
По взгляду жреца было видно, что он понял. Палл влил Ротеку в рот примерно четверть липкого, коричневого содержимого пузырька, после чего быстро закрыл ему рот, и двумя пальцами сжал нос. Ротек проглотил.
— Как только снадобье подействует, он уснет часов на двенадцать, — пояснил Палл. — То же самое мы вчера проделали с Секундом. Теперь давайте его наверх.
Ротек, судя по всему, смирился со своего участью и прекратил вырываться. Пока они тащили жреца по коридору, Веспасиан обратил внимание, что за одной из решеток из-под сросшихся над переносицей бровей на него с мольбой смотрит пара глаз. Он сделал вид, что не заметил.
Выйдя на конюшенный двор, они запихнули бесчувственного Ротека в запряженную парой лошадей закрытую повозку, ту самую, в которой жреца доставили в Рим из Остии. Поскольку он был под действием снотворного зелья, они были избавлены от неприятной работы сопровождать его, сидя с ним в одной повозке.
В свете факела на ступеньках крыльца появилась Антония в сопровождении Ценис. Заметив Веспасиана, его возлюбленная сжала в руке медальон и незаметно послала ему воздушный поцелуй.
— Господа, — сказала Антония. — До Капенских ворот вас будут сопровождать восемь стражников, которых прислал Макрон. Я буду молиться и каждый день приносить богам жертвы, дабы они ниспослали вам успех. Пусть вас в вашем путешествии сопровождает богиня Фортуна.
Она быстро пожала им всем руки, после чего они сели на своих скакунов. Палл расположился на козлах повозки и взял в руки поводья. Ворота распахнулись. Снаружи их уже ждали восемь стражников городской когорты с факелами в руках. С пояса у каждого свисала тяжелая дубинка.
Цокнув языком, Палл дернул вожжи, и повозка сдвинулась с места. Окованные железом колеса загромыхали по камням конюшенного двора. Веспасиан верхом двинулся вслед за повозкой. Доехав до ворот, он повернулся в седле и, поймав взгляд Ценис, помахал ей на прощанье. Она помахала ему в ответ, а в следующий миг он уже выехал за ворота и скрылся из вида.
Стражники сопровождали их, пока они двигались вниз с Палатинского холма, затем свернули направо, на Аппиеву дорогу, что пролегла параллельно фасаду Большого Цирка, и вскоре оказались под арками Аппиева акведука, миновав которые они вскоре подъехали к Капенским воротам.
Официальный эскорт и перстень Антонии сделали свое дело: центурион городской когорты без лишних вопросов выпустил их из города. Правда, здесь им пришлось распрощаться с восьмерыми стражниками, поскольку те остались в городе и теперь были вынуждены прокладывать себе путь сквозь толпы крестьян, которые, наоборот, стекались в город продать плоды своих трудов. Оставив справа общественный водоем, они вскоре выехали к тому месту, где неподалеку от гробницы Сципионов Аппиева дорога встречалась с Латинской, и по первой двинулись дальше, на юго-запад. Тем временем сквозь повисшие над городом облака уже начали пробиваться первые лучи рассвета.
Двигались они быстро: дорога была пуста и пряма, и за два с половиной дня, время от времени останавливаясь в придорожных гостиницах, благо Антония щедро снабдила их деньгами для этого путешествия, они проделали почти семьдесят миль до Таррацины, где дорога упиралась в море по соседству со знаменитым винодельческим районом Цекуба. Здесь она сворачивала на восток и бежала дальше среди бесконечных рядов виноградников. На холмах над виноградниками возвышались виллы, выстроенные на деньги от продажи вина и призванные показать всему миру богатство их владельцев.
Большую часть времени Веспасиан провел в размышлениях о том. как происходит передача власти между поколениями или династиями и как это было в прошлом у других народов. Исторические труды, полученные в наследство от бабки, разожгли в нем интерес, а чуть позже, в последние три месяца, проведенные в доме Гая, он, пусть и с опозданием, ухватился за предложение дяди воспользоваться его богатой библиотекой.
Чтобы чем-то занять себя по вечерам, он прочел Гомера, Геродота и Фукидида, а также отчет Каллистена о победах Александра Великого. Правда, перечень последних оказался неполон, ибо их автор был казнен героем собственных исторических трудов. И, наконец, он прочел Цезаря, а также недавно увидевшую свет «Историю Рима» Тита Ливия. Все эти книги, как и многие другие, расширили его познания и понимание политики, а главное, еще больше укрепили его убежденность в том, что единственное, что двигало людьми, стремившимися к власти и славе, была жажда власти и славы, и ничего больше. Такие же личности, как Цинциннат, встречаются крайне редко.