Палач, сын палача
Шрифт:
Кроме меня ко двору Брауншвайгского герцога были приглашены еще три иезуита, которых я знал по долгу службы. Все мы прибыли с тайными миссиями от своих наставников и начальства посмотреть на то, что происходит в герцогстве, и, по возможности, повлиять на великосветского отступника.
Но, едва мы отдохнули и поели с дороги, Брауншвайгский герцог пригласил нас в тюрьму, где как раз в это время томилась пойманная ведьма. Поначалу я был удивлен, увидев палача и обычные орудия пыток. Но потом, рассудив здраво, пришел к выводу, что мой наставник получил фальшивую информацию на счет излишнего миролюбия местного сеньора, в то время как здесь творилось тоже, что и везде.
Ведьму раздели, и палачи приступили к своей обычной работе. Ну и разговорчива же, сударыня, доложу я вам, оказалась эта женщина. Мало того, что она почти сразу же созналась, что много раз бывала на шабаше на горе Брокен, так она начала рассказывать о том, каких чудес там повидала. Герцог Брауншвайгский был ученым человеком, желающим добраться до самой глубины проблемы, поэтому он велел двум писарям записывать за ведьмой, и та поведала о разврате и плясках с чертями. О поедании некрещеных младенцев и полетах на метле.
Когда же ее стали спрашивать, кого она видела там, и она сказала, что похуже любых ведьм и даже чертей были четыре настоящих иезуита, частенько являющихся на шабаш. Все они были на самом деле отъявленнейшими колдунами и оборотнями. Эти развратники превращались то в козлов, то в хряков для того, чтобы в таком обличие вступать в противоестественные отношения с ведьмами. Этих мерзавцев боялись все ведьмы, потому что они были необыкновенно изобретательны в блуде и доставляли ведьмам одну только боль, так что многие умирали, не выдержав надругательства над собой.
Когда же палач потребовал назвать имена проклятых иезуитов, ведьма, – фон Шпее улыбнулся, отхлебывая из своей кружки, – не догадываетесь, любезная фрау?
Грета отрицательно помотала головой. Рассказ отца Фридриха казался ей увлекательным и одновременно излишне уж скабрезным для духовного лица и тем более для женских ушей, коим он предназначался. Муж бы ни за что не позволил себе рассказывать ей такое!
– Она назвала наши имена, места рождения, проживания и службы. Потом она подошла к нам и, тыча в лицо каждого окровавленным пальцем с выдранным ногтем, дала показания, глядя на нас безумными глазами и повторяя наши имена и свои проклятия.
Это было настолько страшно, что один из братьев тут же рухнул в обморок, двое других попытались было бежать, но куда денешься из хорошо охраняемой тюрьмы? Что же касается меня, то я так и вовсе не мог пошевелиться от страха.
Ужасные палачи стояли против нас, точно цепные псы, ожидая команды своего господина взять нас живыми или мертвыми. Я представлял уже себя на дыбе или с раздробленными в испанских сапогах ногами. Поджаренным на медленном огне или с содранной со спины кожей. О, господи, я был невиновен, но показаний проклятой ведьмы было достаточно, для того чтобы со мной не церемонились.
И тут я услышал тонкий, словно колокольчик смех Брауншвайгского герцога. Его сиятельство возвышался надо мной в своем светлом атласном камзоле и коротких панталонах с бантами, раскачиваясь от безудержного смеха.
– Я слышал, что святая церковь, равно как церковные и светские суды повсеместно верят в показания ведьм, данные ими под пыткой, и даже арестовывают тех, на кого указали подследственные, так словно это информация исходит не от признанной ведьмы и прислужницы дьявола, а от Святой Девы!
Насколько я слышал, все вы считаете такие показания истинными. И если кто-то от боли и страха, только чтобы ее прекратили мучить, скажет, что видел на шабаше человека, и назовет его имя, этого достаточно для немедленного ареста последнего. Но раз так, если вы не признаете, что, не выдерживая боли, женщины способны оговорить и святого, то тогда… – он лукаво поглядел на нас. И все мы были вынуждены замолчать, потупившись, точно пойманные на лжи школяры.
Тот день – 20 ноября, я считаю своим вторым днем рождения, так как светлейший герцог отпустил нас с миром, пожелав на прощание больше думать своей головой и больше слушать собственное сердце.
Вернувшись домой, я тот час явился к судье фон Канну и просил его посвятить меня в рыцари ордена с тем, чтобы я мог как-то искупить причиненное мною зло.
Тогда наше движение еще только начиналось, мы похищали палачей перед казнью, притворяясь ночными грабителями, взламывали двери тюрем, чтобы вывести от туда приговоренных к сожжению женщин.
– Отличное, сударыня, доложу я вам время! – Фон Шпее встал, его тонкие черты лица освещал счастливые румянец, глаза блистали юношеским задором, спина распрямилась.
– Вскоре после вступления в орден я получил назначение в Вюрцбург, где служу до сих пор.
Сейчас, когда мои силы на исходе и болезнь подтачивает меня словно гнусный червь дерево, я уже почти не участвую в самих вылазках и налетах, спокойно живя в монастыре и время от времени принимая бежавших из под следствия женщин и детей. После чего наши братья выписывают им подорожные да рекомендательные письма, дают новые имена, сертификаты о прохождении проверок и тайно переправляют в другие города. Кто-то получает работу горничной, кто-то выходит на новом месте замуж. На сегодняшний день у нас существуют целые деревни, в которых сплошь живут спасенные нами люди и их семьи.
– Я тоже должна буду отправиться в одну из таких деревенек? – Грета опустила голову, глотая слезы.
– Нет, пока палач Миллер ни в чем не обвиняется, поэтому вы будете жить в Вюрцбурге, ожидая его прибытия. Когда же он вступит в должность комиссара, вы, как его супруга, будете сопровождать его в то место назначение, которое ему будет указано, а, может быть, станете переезжать из одного города в другой. Как знать…
Глава 7
Сертификат