Палач
Шрифт:
– Ку-да?! – Кровь ударила в голову палача, и он смял ножку вилки, будто бумажку. – Куда это мне проваливать?
– Сам знаешь. Что, Имперская пехота наши жизни спасала, да? Знаю я, чем вы там занимались… Каратели…
Курьер нашел Шольца в кабинете бургомистра, где они только что поставили итоговую точку в совместном докладе.
– Господин старший обер-крейз, ра…
– По делу! – одернул молодого человека сыщик, ощущая набегающий вал неприятностей.
– Вас просят в «Козырные тузы». Хозяин просит. Ваш помощник
Как было достаточно Клаккеру только рявкнуть на мелкую нежить, чтобы навести порядок, так и Шольцу понадобилось лишь перешагнуть через поваленные лавки, чтобы два бузотера обмякли в чужих руках и перестали срывать голоса в яростном реве. Посмотрев на переломанную мебель и остатки посуды, начальник отделения Сыска и Дознания кивком поздоровался с бледным хозяином заведения и скомандовал:
– Оба – ко мне. Немедленно. И чтобы ни звука по дороге, а то за себя не ручаюсь… Вам, уважаемый, оценить ущерб и прислать письмо. Я покрою убытки. Если кого из уважаемых горожан зацепили, пока молодчиков успокаивали – жалобу мне, я разберусь и компенсирую…
И лишь в кабинете Шольц позволил себе дать волю бушевавшей внутри буре:
– Идиоты! Два пустоголовых идиота! Вы что, совсем с катушек слетели? Один с нечистью хороводы водит, другой на старости лет в драку влезает, словно шпана подзаборная. Вы что? Какого дьявола?!
– Да он меня карателем назвал! А меня – убийцей! А… – хором заголосила парочка, одергивая рваную одежду. Но хозяин кабинета не стал дальше слушать, лишь припечатал ладонью по столу и рявкнул, перепугав до смерти дремавшего в клетке крока:
– Ша!.. Обалдуи… А выяснить на словах не могли, да? Чтобы носы друг другу не разбивать и скамейками горожан не разбрасывать? Нет, когда мама с папой вас мастерили, силушки влили без меры, а с головой как-то не сложилось… Специально для тебя, убивец, говорю. Один раз говорю, повторять не буду… У Мирака семья на фермерских заделах жила. Когда там бунтовать вздумали и послали Императора далеко и с помпой, генералы войска ввели. Для подавления мятежа. И не разбирались: кто зачинщик, кто просто рядом стоял. Кучу народа в пеньковых галстуках развесили отсюда и до границы… Понятно теперь, почему он солдат ненавидит? И плевать ему, что ты в это время пиратов давил совсем в других землях, а потом подыхал, спасая рабочих от набега нечисти… Поздно его переделывать, он для себя мир на белое и черное уже поделил.
– Откуда я знал, – прохрипел Клаккер, трогая языком верхний клык. Похоже, в этот раз ему достался достойный соперник, и чудо, что все зубы целы.
– Говорить надо, а не кулаками махать! – завелся было Шольц, но палач лишь парировал в ответ:
– А я чего делал, по-твоему? Как раз и подсел пообщаться. Вот и…
– Значит, учиться тебе еще надо, как с людьми разговаривать… Так, теперь о тебе.
Сыщик устроился в кресле, вытер платком вспотевшее лицо и буркнул тоном, не допускающим возражений:
– Я тебя, Мирак, доктору рекомендовал. И не пожалел ни разу за все годы. Крупп считает, что на тебе лечебница держится… Колись, что за деньги и откуда. Очень неприятно совпало все со смертью Вардиса.
Санитар долго молчал, буравя тяжелым взглядом полицейского, потом обмяк и глухо ответил, с трудом выдавливая из себя слова:
– Лили на содержание. Семья заплатила.
– Какая Лили? Кражомирская?
– Она…
– Вроде у тебя с ней дружба была, если я правильно помню.
Бородач опустил голову и еле слышно пробурчал:
– Была. Даже хотели к фермерам бежать, там тайно обвенчаться. Но потом она пару себе нашла среди знакомых отца. К венцу дело шло… Да не сложилось… Доктор так и не смог объяснить, чем она переболела. Но хоть телом и выздоровела, а ум утратила напрочь. Два года дома держали, потом в лечебницу отдали. Я там ее и встретил.
– Старшую дочь Кражомирских? Надо же, – изумился сыщик, бросив мокрый платок на столешницу. – Вот не подумал бы… Точно, болтали люди. И ты теперь за ней ухаживаешь?
– Да. Уже больше десяти лет. Раз в год семья переводит на содержание, я эти деньги трачу по чуть-чуть, чтобы хватило. Поначалу от меня шарахались, а потом привыкли. Несостоявшийся муженек сразу удрал, семья старается забыть о проблемах. Так – всем удобнее. И дочь под присмотром, и языки лишний раз не треплют… Но я бы и бесплатно за ней ухаживал, что мне эти деньги… Жаль только, что за все годы никого так и не признала. Моя Лили…
Клаккер выпучился на санитара, потом не удержался и спросил:
– Эта бабушка, да? Ты все не хотел к ней пускать? Со второго этажа… Как ее…
– Ей тридцать девять… Бабушка, скажешь тоже… Сдала сильно за последние месяцы, Крупп говорит, болезнь вернулась. И ничем помочь не может…
Палач молчал, потупив взор, потом подошел к Мираку и пробормотал:
– Слушай, я же не знал… Думал – вот она, ниточка. Вот покойник, вот человек с деньгами. И сложилось все же в одно… Ну, прости. Я ведь не сыщик, так только, железками махать… Хочешь – вот ударь меня. Я даже сдачи не дам. Ударь, только зла не держи. Я же по глупости…
– Да пошел ты…
Санитар медленно натянул шапку и устало спросил Шольца:
– Я еще нужен?.. Ну, тогда бывайте… И я в самом деле не знаю, кто это пациента угрохал. Не было у нас посторонних. И свои к нему не заходили… – И уже открыв дверь, повернул голову и бросил напоследок: – Ты, это… За «карателя» тоже прости. Я не знал, что ты из строевых частей. У меня ваши парни многих знакомых тогда от нечисти отбили… Так что я это тоже, сгоряча. Да…
И ушел, аккуратно прикрыв за собой створки и прогремев сапогами по гулкому коридору.