Палач
Шрифт:
Голос ее едва был слышен.
— Перестань. Я все же врач.
Я помог ей раздеться, при этом подумав о том, что даже во время нашей совместной жизни мне редко когда приходилось снимать с нее все дважды за день.
Машинально прокручивая в голове эту мысль и еще всякие никчемные теперь воспоминания, я прошел в ванную и не глядя, привычным жестом хлопнул ладонью по выключателю. Ее халат висел на том же самом месте.
Когда я вернулся, она, покачиваясь, голышом сидела на краю кровати с закрытыми глазами. Она уже ничего не соображала. Я всунул ее в халат, сдернул покрывало
Все ее вещи я собрал, сложил в полиэтиленовый пакет и запихал пакет в платяной шкаф, на самую верхнюю полку, прикрыв какими-то тряпками.
— Что ты делаешь? — послышался ее вялый голос.
Я посмотрел на часы.
— Я приеду часа через три, — сказал я, закрывая дверцу шкафа. — Ключ я беру с собой, а ты спи.
— Какой ключ?..
Это было последнее, что она сумела сказать.
Я наклонился над ней и посчитал пульс. Он был в норме. Она крепко спала. Я выпрямился и долго смотрел на ее спокойное, умиротворенное лицо.
Я все еще любил ее.
Глава 3. ПОКА ЧТО ЕЩЕ ЖЕРТВА.
Я медленно, с трудом выбиралась из липкой трясины сна.
Передо мной разворачивалась какая-то бесконечная, в рытвинах, залитых коричневой водой, дорога, потом ее сменила большая комната с белеными стенами, потом я очутилась в своей квартире и меня в моем же кабинете расспрашивал о чем-то непонятном и странном некто в сером костюме, бордовом галстуке и шляпе, лица которого я не видела. Я не могла понять — что это? Еще сон или уже явь? И тут, наконец, я проснулась — сразу, резко, словно от толчка.
Я открыла глаза и не смогла понять, который час. И вообще, что сейчас — утро, вечер, день? Но не ночь, это точно: сквозь щель в шторах пробивался мутный серый свет.
Голова была тяжелая и побаливала, словно с перепоя. Я, ничего еще не соображая, посмотрела на открытую дверь в прихожую. Тут до меня наконец дошло, что я лежу под одеялом и на мне кроме халата ничего нет, и я абсолютно не помню, как я в таком виде очутилась в постели.
Я поискала глазами свои вещи, в которых я была. Они бесследно исчезли. А потом я вспомнила, как и кто доставил меня домой.
— Сережа… — позвала я.
Прислушалась.
— Ты здесь? — снова позвала я.
Никто мне не ответил. В моей квартире было абсолютно тихо и, судя по всему, кроме меня — никого.
Оно было и к лучшему.
Я села на постели, опустив с кровати на ковер ноги и только сейчас почувствовала боль и ломоту во всем теле, — ощущение было не из приятных, словно накануне я сильно переусердствовала на тренажерах. И особенно болело в промежности: там жгло настолько сильно, что я непроизвольно согнулась, стиснула ноги и прижала ладони к низу живота. Но легче мне от этого не стало. Я посидела так, посидела и заставила себя слезть с постели. Нащупав ногами тапочки, я с трудом, опираясь на спинку кровати, все-таки встала.
Меня качнуло, как пьяную, и для того, чтобы удержаться на ногах, мне пришлось срочно схватиться за стену обеими руками. Вот так, по стеночке, по стеночке я выползла неторопливо из спальни и доползла до ванной.
Присев на край ванны, я открыла оба крана до отказа, отрегулировав их так, чтобы вода была не очень горячая. Я сидела и тупо смотрела, как быстро наполняется ванна. Я была абсолютно спокойна. Потом я закрутила краны. От воды шел почти не различимый глазом парок. Стало очень тихо. Я потрогала воду рукой — то, что надо, наверное. Хотя откуда мне знать… Из шкафчика аптечки я достала пачку безопасных бритвенных лезвий «Gillette». Отличные лезвия, лучше для мужчины нет. Но и для меня сойдут. Я выдернула одно лезвие из упаковки. Надо было начинать. И вдруг я, замерев, уставилась на него. Лезвие слегка задрожало у меня в пальцах.
Я понимала, что пора лезть в воду — все надо сделать быстро, пока мою решимость не сменил страх. Я понимала, что наверняка будет не очень больно, — может быть, только в первый момент, а потом я буду просто лежать в ванной и вода будет все более и более розоветь, а потом краснеть, а потом я уже ничего не буду видеть и чувствовать. Но решимость моя таяла с каждой секундой. Я чувствовала, что мне как-то надо собраться с силами, подтолкнуть саму себя. Я положила лезвие на край ванной и побрела в кабинет.
Там я открыла дверцу шкафчика и достала початую бутылку армянского коньяка. Зубами выдернула пробку, нашаривая на полке стакан. Налила треть стакана. Потом, недолго думая, долила почти до краев.
Поднесла стакан ко рту, непроизвольно зажмурилась и тут-то на меня все и нахлынуло. Все, что произошло вчера ночью и о чем я тщетно старалась не думать с момента своего пробуждения десять минут назад.
Напрасно утверждают, что истерики без свидетелей или зрителей не бывает. Еще как бывает.
Я открыла глаза и и меня прорвало.
Я швырнула стакан о стену. Я заорала. Я завыла в полный голос, заметалась по комнате, слепо натыкаясь на мебель. Одним движением руки я снесла с журнального столика вазу с цветами, пепельницу и блюдо с крекерами; я сорвала портьеру, попыталась ее разодрать, вцепившись в нее ногтями и зубами. Я завертелась волчком, схватила себя за волосы и упала на пол. Я выла и билась что было силы головой о паркет. И мне было совершенно не больно.
Сколько это продолжалось, я не знаю. Может быть несколько минут, а может быть и несколько часов. Не знаю, время для меня остановилось, исчезло. А потом, свернувшись в калачик, я натянула на голову портьеру и затихла на полу. Я не плакала, правда. Я только шептала, уткнувшись в плотную ткань, пахнувшую пылью:
— Я хочу умереть… Я хочу умереть… Я хочу умереть…
А потом я почувствовала, что с моей головы стаскивают портьеру, поднимают с пола, и я увидела совсем близко перепуганное лицо Сережи. Он подхватил меня на руки и понес к дивану. Я вцепилась в Сережу и продолжала бормотать, не в силах остановиться:
— Я хочу умереть…
Он сел на диван, не выпуская меня из своих объятий. Он гладил меня по голове, по спине, что-то шептал, обдавая мою щеку теплым дыханием. Я не могла понять смысла его слов: наверное он шептал что-то нужное и хорошее. Наверное. Он осторожно взял меня за подбородок, поднял мое лицо вверх. Заглянул мне в глаза и осторожно поцеловал в уголок губ.