Палач
Шрифт:
— Да, да… — сдерживая крик, прошипел оруженосец и быстро, на четвереньках прополз с десяток шагов. Ни мгновения не колеблясь, он головой вперед ушел в каменную яму, доверху заполненную чем попало: дождевой водой, мочой, гнильем и разбухшим телом утопленницы, третьего дня покончившей с собой.
Холодная вода до костей пронзила тело и ударила в открытый от страха рот Мартина. Сам того не желая, он сделал несколько глотков и, перевернувшись, вынырнул. Но едва его голова показалась над поверхностью среди капустных листьев, ботвы, человеческого
Мартин набрал в грудь как можно больше воздуха и, подогнув колени, опустился на спасительное дно. Оставаясь там, он почувствовал, а затем увидел, как расступилась вода и сжавшееся тело опустилось на дно.
«Еще один… Но, кажется, ему не ко мне, а к небесам», — подумал Мартин и даже попытался перекреститься.
Но легкие уже начали рвать грудь. Нужен был хотя бы один, ну хотя бы полглотка воздуха. «Нет, нет», — запротестовал мозг оруженосца, однако тело само по себе стало всплывать. «Где она? Где?» — Лихорадочно заработавшая мысль толкнула Мартина к плавающему на поверхности телу утопленницы. Нащупав его руками, он прикрыл голову подолом женского платья и осторожно вынырнул.
Бой во дворе закончился. Из тех, кто пытался защищаться, в живых остался только Обер, но и тот стоял на коленях, обхватив руками окровавленную голову. Его смятый шлем лежал рядом, а меч был отброшен в знак полного подчинения победителям.
Через мгновение к Оберу подбежали два городских стражника и, опрокинув его в грязь, стали вязать.
К возившимся с пленным стражникам медленно подъехали три всадника.
Тот, что был посередине, снял шлем и встряхнул длинными светлыми волосами. На его молодом лице сияла довольная улыбка.
— Вот и все. Нет больше ваших обидчиков. С разбойниками покончено, бюргермейстер.
— Да, — как-то устало и равнодушно ответил всадник справа.
— Но еще есть те, кто будет отдан закону, — громко произнес третий всадник и указал рукой на утыканные стрелами тела у стены деревянной конюшни.
— Это кто? — спросил молодой рыцарь.
— Это мои люди. Я велел старику Вольтеру и тому, что с ним, похоронить арендатора Хольца. Это было пять дней тому. Теперь твоя служба, судья Перкель.
— Да уж, мой добрый Венцель Марцел. Забот будет много. — И судья опять махнул в сторону шестерых связанных разбойников, которых стражники ударами тупых концов копий выводили со двора.
Венцель Марцел громко хлопнул калиткой. Проходящая мимо старуха и тащивший за ней корзину подросток остановились и низко поклонились бюргермейстеру.
«Еще руки бросятся целовать», — не без самодовольства
Позавчера, в первых сумерках, весь город вышел за ворота, чтобы приветствовать своего достойного бюргермейстера, который возглавлял колонну из стражей и плененных разбойников. Всадников фон Бирка тоже встречали громкими возгласами, но более сдержанно. С давних времен горожане остерегались рыцарей и их воинов.
А уже поутру за Венцелем Марцелом повсюду следовали многие из горожан. Каждый раз, когда на их пути попадался незнакомый человек, его останавливали и, указывая на дородное тело Венцеля, с гордостью сообщали: «Это наш славный бюргермейстер и спаситель нашего города».
Потом уже непонятливых заставляли низко кланяться и приветливо улыбаться.
Многие из горожан, расчувствовавшись, припадали к рукам бюргермейстера, на что он притворно сердился и прятал руки за спину.
Вот и сегодня, не сделав и двух десятков шагов от дома, Венцель Марцел краешком глаза заметил, как у него за спиной образовалась толпа. Люди тихо переговаривались между собой, но многое из того, что было сказано, бюргермейстер услышал и принял всем сердцем.
— Счастлив город, в котором есть такой бюргермейстер…
— Счастлив каждый горожанин…
— Да продлит Господь его безболезненные годы…
Венцель Марцел, прищурившись, посмотрел на небо. В лучах, первых по-настоящему весенних лучах, голубое небо казалось торжественно высоким и приветливым.
«А ведь там Господь, который каждому воздаст по делам его…»
Ступив на Ратушную площадь, Венцель Марцел благосклонно и даже почти по-дружески кивнул вышедшему из соседней улицы судье Перкелю. На пунцовом от удовольствия лице судьи масляно светились счастливые глаза. За ним тоже шла небольшая толпа.
— Да пошлет Господь доброе утро уважаемому бюргермейстеру. — Не опуская головы, судья почтительно поприветствовал его.
— И тебе того же, — выставив подбородок, ответил Венцель Марцел.
— Какой приятный и желанный весенний день.
— И для нас, и для наших горожан. А вот для разбойников…
Венцель Марцел поднял правую руку и выразительно ткнул указательным пальцем в небо.
Стоящая в нескольких шагах толпа всколыхнулась и одобрительно загудела, оценив его жест.
Приняв под локоть руку судьи, бюргермейстер поднялся на ступени Ратуши. Здесь у входа его уже ожидал молодой рыцарь фон Бирк. Хвала Господу, молодого барона вчера удалось спровадить на постой к казначею Эрнсту. У того все дочери замужем, да и зятья крепкие, как дубовые скамьи. Сделал это бюргермейстер тонко и ненавязчиво, устроив в доме Эрнста пир в честь разгрома разбойников. Не знавший меру в вине фон Бирк поутру проснулся на широкой кровати казначея и обнаружил на сундуках и скамьях свое оружие и одежду, а также то немногое, что сопровождало верхового рыцаря в походах.