Палач
Шрифт:
В тот же вечер Гюстев фон Бирк нагрянул в дом Венцеля Марцела, но тот был в Ратуше, а его милая дочь не вышла приветствовать благодетеля города, выслав служанку с отказом.
В нитку сжатые губы, обрамленные короткой русой бородой, выдавали настроение молодого рыцаря. Сегодня с первыми лучами солнца он отправил свой отряд из города, поручив его верному сержанту. И теперь его просто трясло от клокочущего в душе гнева.
— Я отправил своих людей. А… — громко начал молодой рыцарь, но, подхваченный под руки с обеих сторон бюргермейстером и судьей, вынужден был продолжить
— Как мне было объяснить им? Вечером подали вино и мясо. А уже на следующее утро отделались жидкой кашей и вареными овощами. Вечером еще меньше.
— Виной тому беды, что послал нам дьявол в образе кровавых разбойников. Городская казна пуста. Люди крохами кормят своих детей, а если что остается, доедают сами. — Бюргермейстер развел руками. — К тому же у города нет обязательств содержать ваш отряд, храбрый рыцарь. Вы и ваши воины совершили доброе дело. Господь воздаст вам на небесах. А люди разнесут по христианским землям славу о благородстве и силе рыцаря фон Бирка.
— Господь… Люди… — Гюстев поморщился. — Даже твоя дочь, бюргермейстер, не пожелала поблагодарить меня.
Венцель Марцел нервно прикусил губу и, печально посмотрев на рыцаря, произнес:
— Ей решать.
— Кому? — брови рыцаря удивленно взлетели вверх. — Да кто она… Я вел воинов в бой. Собственной рукой убил троих…
— Но не ради горожанки, — неучтиво перебил его бюргермейстер. — Ведь это случилось по воле Господа и благодаря стараниям епископа. Да и подарок его был принят.
— Я… — Гюстев фон Бирк хотел что-то возразить, но только обиженно захлопал ресницами.
— Да. По поводу епископского подарка, — бюргермейстер почесал подбородок, — кажется, он может сослужить добрую службу. Для начала пусть выяснит, где разбойники хранили награбленное. Ведь часть его по праву принадлежит победившему. Вам, доблестный рыцарь!
Молодой барон задумчиво уставился на Венцеля Марцела.
— Ты думаешь, у этих оборванцев что-то было?
— Если не у них, то у капитана наверняка. Ведь содержание полусотни воинов — удовольствие дорогое. Хотя на войне они еще дороже стоят. Вчера, устроив первый допрос, судья Перкель не смог и двух слов признания из них вырвать. Разбойники ведут себя весьма дерзко. И все время грозятся появлением их капитана.
— Пусть только явится. Я готов! — Молодой рыцарь гордо выпрямился. — А насчет епископского подарка… Считайте, что на пять дней он ваш. Только…
— О, ваша щедрость и достойные рыцаря поступки будут вознаграждены и Господом, и людьми. — И, предупреждая вопрос молодого барона, бюргермейстер добавил:
— И, конечно же, моей дочерью…
Бюргермейстер навалился всем своим большим телом на окованную железными полосами дубовую дверь, и только тогда она нехотя, со скрежетом, подалась и впустила пришедших.
— Здесь хранится все то, что нужно, если враг подойдет к стенам города: оружие, доспехи, смола и другое снаряжение. Думаю, этого хватит, чтобы вооружить половину мужчин города. Хотя почти все они состоят в городских цехах, а обязанность цехов — выставлять для обороны свои вооруженные отряды мастеров,
Венцель Марцел указал факелом в дальний угол, а затем передал огонь своему спутнику. Тот молча взял факел и побрел в указанном направлении. За ним в нескольких шагах следовал и бюргермейстер. Остановившись перед грудой железа, он продолжил:
— Вот тут находится почти все, что нужно для твоего ремесла. Все это лежит без дела вот уже три года. Тот, кому это было нужно для работы, внезапно умер. Будучи еще нестарым, он не успел приготовить себе замену. С тех времен в городе возникло много проблем, да и беды следуют одна за другой. Но казна пуста. Мы, случается, нанимаем… Однако это бывает в редких случаях. Трудно найти достойного мастера для…
Бюргермейстер не закончил свою мысль. Да и зачем? Этот человек все знает, все понимает. Вон как быстро и со знанием дела он переворошил кучу железа и отобрал самое необходимое из того, что можно применить в его краткосрочной службе городу. Он знает и понимает свое жуткое ремесло. Другого епископ не держал бы при себе. Страшную славу о подземелье Правды заслужил в том числе и этот человек. Было бы интересно послушать его. Но вряд ли это когда-нибудь произойдет. На его губах — печать молчания. И не только епископская, но и собственная.
С того самого вечера, когда разгоряченный вином молодой фон Бирк остался наедине с его дочерью, этот «подарок» епископа не промолвил и слова. Да и его никто ни о чем не спрашивал. Венцель Марцел старательно избегал свидетеля его отцовской слабости, а точнее, предательства дочери. Молодой рыцарь поступал так же, но совсем по другим причинам.
Все дни и ночи «подарок епископа» оставался в комнатушке, расположенной на чердаке дома бюргермейстера и почти не вставал с лежанки. О нем не вспомнили, когда отправлялись на бой с разбойниками, не вспомнили ни на победном пиру, ни позже.
Вспомнили только сейчас. Вспомнили как о кружке, которая очень необходима, чтобы испить то, что трудно пригубить из-за неудобства самого сосуда.
А он и не нуждался ни в ком. Разве что в служанке, которая после того, как он, проголодавшись, поутру спустился в кухню и мрачно посмотрел на нее, стала дважды в день подносить к двери его комнатушки обильную пищу и крепкое пиво.
— Вот и хорошо. Пришло время и тебе послужить, — ласково улыбнувшись, произнес Венцель Марцел.
«Подарок епископа» уже уложил в металлическую корзину для горящих углей все, что ему было необходимо. Теперь он, повернувшись вполоборота, молча указывал бюргермейстеру на огромный двуручный меч и такую же по длине граненую железную палицу.
Венцель Марцел потер рукой подбородок и решительно кивнул ему…
— Назови свое имя…
Разбойник усмехнулся и, попробовав на крепость узлы, связывающие его руки за спиной, сделал шаг к судейскому столу.
— О нем лучше спросить у тех, кто гниет на полях битв во Фландрии и Нормандии. Я хорошо послужил нашему императору.