Палачи
Шрифт:
– Это... жестоко, Хелм.
– Пожалуй.
Мисти заметно побледнела.
– Я... А я уже... начинала склоняться к романтическим помыслам. Спасибо, что вовремя излечил от сентиментальности. Спасибо...
– De nada [12] , как выражаются испанцы. И тебе спасибо, Мисти. Но теперь уж зови сюда седовласого, чернобрового...
Мак явился ко мне в обычном сером костюме и обычном деловом настроении. Тихо притворил за собою дверь, чуток передвинул покинутый Мисти стул, присел. О здоровье
12
Не за что (исп.).
– Прист?
– Я позаботился о нем.
Несколько секунд царило безмолвие.
– Сэр, вы сами просили о нем позаботиться. Эти слова, употребляемые с определенным выражением, означают у нас определенный приказ.
Мак молчал.
– Я верно истолковал вашу телефонную интонацию, сэр?
Молчание.
– А вы-то как догадались о подвохе?
– Он солгал.
Мак посмотрел на меня печально, точно сочувствия просил. В серых его глазах можно было прочесть нечто отдаленно похожее на скорбь. Он тихо продолжил:
– Тридцать лет спустя, Эрик, тридцать лет спустя!.. Вошел в мой кабинет, начал молоть несусветную чушь и рассчитывал, что я поверю. Началось расследование...
– О Присте нужно было позаботиться, или нет?
– осведомился я напрямик.
– Да... К сожалению... Увы... Чересчур много людей пострадало, чересчур большие могли возникнуть неприятности. Полагаю... Полагаю, Эрик, он просто хотел покончить с собою.
– Больно сложный способ избрал, сэр, извините за прямоту. Но, думается, вы правы.
– Где он теперь?
– Понятия не имею. Норвежские боевые товарищи забрали командира и унесли. Наверное, уложат в деревянную ладью и оттолкнут прочь от берега, в сторону заката... Субъект по имени Ларе не позволил меня прикончить. Сказал, никто не должен знать о том, что Зигмунд погиб - во всяком разе, что погиб как последний неумеха. Сказал, позаботится о скрытности, если мы позаботимся о ней со своей стороны. Отдал мне собственный джип и велел проваливать вместе с девушкой. Я посулил полнейшую скрытность, разумеется.
– Дипломаты из кожи вон лезут, заминая историю. Кое-где приходится нажимать на известные рычаги. Исчезновение тела, конечно, весьма облегчит задачу. Но чего ради старые боевые клячи ринулись вослед Хэнку точно оглашенные?
– Чего ради я вернулся к вам пятнадцать лет назад, сэр? Цитирую старого Ларса: нынче скучное житье, пасмурное.
– Как именно погиб Хэнк?
– Разве это важно?
– Да. Для меня. Я рассказал.
– Хорошо, - вздохнул Мак и сменил предмет беседы: - Вот последний номер "Парижского Герольда", английское издание. Котко застрелен телохранителем во время ожесточенной перебранки. Телохранитель, само собою, скрылся. Комментарии?
Я прокомментировал.
– Хорошо, Эрик... Будем считать дело закрытым, старое забытым.
Черт побери! Вот это да! Обычно Маку не советуешь, как поступать, а если советуешь - держись...
–
– Должно быть, Эльфенбейн. Разведал, что Норман Йэль продает его всякому и каждому, кому не лень уплатить. А может, заметал следы неудачного дела...
– Что ж, не наша забота. Мак поднялся.
– Врачи обещают полное выздоровление, Эрик. Даже не исключают быстрого. О чем и сообщаю с удовольствием.
– Рад, что вы рады, сэр, - ответил я. С полминуты Мак изучающе глядел на меня. Спокойно произнес:
– Я отдал косвенное распоряжение, вы истолковали его должным образом. И в итоге поступили правильно. До свидания.
– До свидания, сэр...
Когда я проснулся, она тихо стояла возле кровати. Забинтованная левая рука обреталась на перевязи.
Она выглядела еще бледнее прежнего и, в отличие от прежних времен, была облачена в довольно женственное серое платье. Дотоле я видал Диану только в темных брюках или вовсе без брюк.
Зеленые глаза казались весьма сердитыми.
– Бессердечная сволочь, - сказала она.
– Разве я скрывал это?
– Бросил на съедение! На растерзание!
– Вооружив, и наставив соответственно. Тебе велено было: не отдавать револьвер ни-ко-му. Помнишь? Если даже просто попросят на минутку - рассматривать просьбу как открытое враждебное действие, требующее противодействия немедленного и убийственного!.. Послушная умница: вручила Присту револьвер по первому требованию. Чего же просишь? Похвалы? Сочувствия?
Медленно, и тем более мило, по лицу Дианы поползла улыбка.
– Спасибо, милый. По чести, я ненавижу любые утешения, сопли, нюни. И убила бы тебя за любую попытку оправдаться либо извиниться задним числом. Надеюсь, плечико побаливает всерьез? Моя ручка - да, и весьма.
– И тебе спасибо. Полагаю, плечико болит не меньше. А что именно стряслось?
– Эльфенбейн привязал меня к тяжеленному дубовому креслу, на кухне старой заброшенной фермы; и прибил руку к столу внушительным ножом. И бросил подыхать. Я провела целую ночь, коченея от холода и кровью истекая, покуда не ввалился твой приятель Денисон и не освободил меня. Передал привет Эрику. Сказал, что раскинул мозгами и решил согласиться на предложенную тобою сделку. Еще уведомил о следующем: на колено в тоннеле он упал отнюдь не нарочно - хотя, убей, не пойму, как это истолковать.
Я отмолчался.
– Мэтт...
– Он самый.
– Целую ночь я ненавидела тебя лютой ненавистью.
– Потому и до утра дотянула. Размышляй ты об осиротелых пеликанах и скорбящих леопардах - подохла бы еще до полуночи, В таком душевном и физическом состоянии лютая ненависть - настоящий спасательный круг.
– Здесь, когда руку подлечили и перевязали, когда я узнала, что ты лежишь едва ли не в соседней палате - дала себе слово: буду ненавидеть мерзавца и впредь. Зачем же пришла, спрашивается?