Паладин
Шрифт:
— Опомнитесь! Вы ведь друзья и не раз выручали друг друга.
Эйрик отстранился первым. Шагнул к выходу, но на пути все же оглянулся и сказал замершей в стороне Джоанне:
— Пусть он вам расскажет, как вышло, что я выдаю себя за его оруженосца. Может, тогда вы задумаетесь, имеет ли он право приказывать тому, кто нашел его среди подкидышей у госпитальеров и первым учил становиться в боевую стойку. Я всегда был ему другом, миледи, но слугой — никогда!
Он плюнул под ноги Мартину и ушел.
Мартин стоял, не поднимая головы, грудь его вздымалась. Он не осмеливался взглянуть на Джоанну и даже попятился, когда она приблизилась.
— Мартин,
Голубые глаза Мартина светились из-под упавших на них прядей.
— Довериться? Что ж, возможно, время настало. Но способна ли ты принять эту правду? — Он взял ее за подбородок и посмотрел в глаза. Взгляд его был таким пристальным и глубоким, что она вздрогнула.
Иосиф посторонился, когда Мартин вышел, увлекая за собой взволнованную женщину. Он видел, как они удаляются в пустой город, не обращая внимания на несущийся прямо на них пылевой смерч. Джоанна даже согнулась, приникла к Мартину, но он шел стремительно и быстро, словно его уже ничего не могло остановить.
Они долго сидели в старой разрушенной церкви византийских времен: империя некогда тоже стремилась обосноваться в этом древнем городе в пустыне, но, как и все, со временем покинула Петру. И теперь только поблекшие мозаичные лики святых взирали с полуобвалившегося купола на укрывшихся от зноя в его тени мужчину и женщину, которые сперва очень долго разговаривали, а потом еще дольше молчали.
— Джоанна, — негромко произнес Мартин, когда молчание стало невыносимым. — Милая моя, я рассказал тебе все без утайки. И если я еще что-то значу для тебя…
Он не смог договорить. Джоанна сидела безмолвная, точно камень. Во время его долгого рассказа ее глаза порой наполнялись слезами, губы слабо подрагивали, но она упрямо поджимала их и не издала ни звука.
Мартина охватила тревога. Джоанна была вторым человеком, которому он осмелился рассказать о себе все. Первым был ее брат Уильям, и, открывая ему душу, Мартин не смог сдержать слез. Сейчас же он говорил более спокойно, обстоятельно, невольно сглаживая некоторые моменты ужасных событий из своей прошлой жизни, смягчая правду, но не скрывая ее. Мартин любил эту женщину слишком сильно, и если она не примет его таким, каков он есть… Внезапно он почувствовал страх, какого не изведывал никогда ранее.
— Я изменился ради тебя, Джоанна, — вновь заговорил он после довольно продолжительной паузы. — Я стал совсем другим человеком, потому что в моей судьбе появилась ты.
Он попытался привлечь ее к себе, но она отстранилась. Ее устремленный на него взгляд стал жестким. Мартин почувствовал, как пересохло во рту, как закружилась голова, словно он выпил слишком много вина. И еще эта боль в груди… Он с усилием проглотил ком в горле и опять попытался взять ее за руку.
— Джоанна, твой брат Уильям когда-то был моим врагом. Но потом он принял мою исповедь и простил меня.
Ее голос прозвучал довольно резко:
— Уильям никогда тебе не доверял. Я же верила тебе бесконечно, что бы о тебе ни говорили. Я была полностью твоей, принадлежала тебе душой и телом. А ты меня использовал! О, сколько лжи, сколько лжи!
Она вырвала руку и вышла из-под арки церкви.
Мартин кинулся следом и увидел, как она все дальше уходит по каменистому ложу вади в сторону горы с разрушенной крепостью крестоносцев. Такая одинокая в огромном пустом городе, но такая решительная и гордая.
Джоанна ушла в замок на горе аль-Хабис,
«Если я ее потерял, мне незачем больше жить».
Но он должен был жить. Он ответственен за ее судьбу. И как бы Джоанна к нему ни относилась, он обязан позаботиться о ней и отвезти туда, куда она прикажет.
А о чем думала сама Джоанна? Придя в помещение, где они с Мартином провели столько сладких минут, молодая женщина забилась в угол и дала волю слезам. Как стыдно, как унизительно! Оказывается, он не просто познакомился с ней, а сделал это по приказу! И, соблазняя ее, вовсе не любил, а просто хотел обесчестить, чтобы потом шантажировать ее добрым именем брата, маршала Уильяма де Шампера. А ведь Уильям говорил ей об этом. Она же не хотела верить. Более того, она продолжала любить своего соблазнителя, спасать, ждать его… А он в это время мечтал о другой, о какой-то еврейке, которая в итоге пренебрегла им. И только потеряв надежду на брак с той, другой, Мартин вспомнил о Джоанне. И что он хочет от нее теперь? Опять сделал ее своей любовницей, при этом ничего не обещая, уходя от вопроса о будущем, желая только, чтобы она подчинялась и верила ему. А сам все время лгал… Он даже не благородный рыцарь, а простой наемник, перебежчик, бывший ассасин… С кем она связалась, кому поверила? Как она могла настолько пасть, опуститься до связи со столь недостойным человеком!
Джоанна обхватила себя руками, точно мерзла. Стыд, боль и отчаяние лились из ее груди непрерывным потоком, но источник ее страданий не иссякал, облегчение не наступало.
Несколько дней она провела на горе аль-Хабис. Ей не хотелось никого видеть, ни с кем говорить, она чувствовала себя такой опустошенной, что не могла вынести чье бы то ни было общество.
Но еда и вода появлялись на пороге ее убежища каждый день, и Джоанна понимала, что Мартин рядом. Он по-прежнему заботился о ней, однако она не испытывала к нему благодарности. Однажды она даже попыталась незаметно уйти. Спустившись с аль-Хабис, Джоанна пошла, сама не ведая куда, пока не обнаружила уводившую куда-то в горы лестницу. Молодая женщина долго поднималась по ней, а когда устала и села на ступеньку, то увидела сверху Мартина. Он бесшумно шел за ней, а сейчас остановился и смотрел. Джоанна не стала прогонять его, и он немного приблизился. Смотрел на нее особым взглядом, в котором были и мука, и грусть, и еще что-то иное, невысказанное, но светившееся в глазах. Однако женщина была слишком потрясена обрушившейся на нее правдой, чтобы откликнуться на его немой призыв. Солнце стояло высоко, но Джоанне день казался серым, унылым. Она поднялась и пошла дальше.
Окончив подъем, она обнаружила еще один великолепный храм, с мощными колоннами, высеченными из монолитной скалы. Храм был прекрасен, и если бы Джоанна не находилась в таком подавленном состоянии, она бы восхитилась дивным строением. Сейчас же просто прошла в отверстие между колонн. То же, что и везде — пустая камера, где ничего не было. Джоанна подумала, что то, что она принимала за любовь Мартина к себе, подобно этому храму — прекрасный фасад, за которым только пустота и грязь.
Он появился немного позже, Джоанна увидела его тень на полу, но он не осмеливался приблизиться.