Палестинские рассказы (сборник)
Шрифт:
– А какие указания?
– Вы что, телевизор не включаете и газет не читаете?
– Нет.
– А как же вы узнаёте о том, что происходит вокруг вас?
Старик в ответ как-то безразлично пожал плечами:
– Я почти всё время здесь, а что здесь может происходить, кроме шторма или штиля? Домой в хостель, где у меня комната, я возвращаюсь только ночевать. А телевизор не смотрю. Не люблю я его… И газеты не читаю, руки они пачкают так, что потом не отмоешь. Я их использую, только если костёр нужно развести.
– Ну, хоть сирену-то вы слышите?
Старик усмехнулся и вдруг оживился:
– Сынок, я ещё совсем пацаном зажигалки с крыш сбрасывал. Слышал про зажигалки?
–
– Один я, – просто ответил старик. – Не знаю, как так вышло… Никогда не думал, что на старости лет один останусь. У меня всегда много баб было. Ты не думай, я не хвастаю. А вот ведь как получилось – на старости лет ни семьи, ни детей. Ну, да ладно… На море живу – и Слава Богу!
– Могу я для вас что-нибудь сделать? – спросил полицейский.
– Можешь. Не мешай мне жить так, как я живу.
Полицейский внимательно посмотрел на старика и ничего не сказал.
– Ладно, пойду я, – сказал старик и, повернувшись, уверенной походкой направился вдоль берега прочь от оцепления.
Война продолжалась ещё около месяца, и всё это время старик каждый день приходил на пляж и часами ловил рыбу, стоя по пояс в воде и забрасывая сеть, а потом нанизывал пойманную рыбёшку на подобие шампура из найденной ветки и поджаривал её на самодельном костре. Потом он подолгу валялся на песке или сидел, глядя на воду, не обращая внимания на сигнал сирены. Вокруг в это время не было ни души, и никто не отвлекал его от собственных мыслей и привычных занятий.
Ферма
– Ещё раз увижу тебя здесь, пеняй на себя! – пригрозил пастуху Арон.
– Где же мне пасти моих овец? – спросил пастух.
– А мне какое дело?! – снова взорвался Арон. – Здесь моя земля!
Когда Арон волновался, у него проявлялся едва заметный американский акцент. В отличие от большинства своих соотечественников, переселившихся на Землю Обетованную, на иврите он говорил чисто, так, что никому даже в голову не приходила мысль о том, что он американец. Да и Арон сам никогда об этом не вспоминал. Поселившись в Иудее лет тридцать назад по идейным соображениям, он везде, в том числе и дома, говорил только на иврите, и не только говорил, но и думал.
Одевался он как типичный «сабра» и точно так же себя вёл: грубовато, если не сказать грубо, напористо до беспардонности, везде чувствуя себя хозяином. Ему и самому казалось, что он здесь родился и всегда жил. Сабры уважали его за сильный характер и деловую хватку: деньги стекались к этому человеку, как реки в озеро. Правда за глаза соседи-израильтяне называли Арона «ковбоем» – за его широкополую шляпу и внешность, как у Санта Клауса.
Был он уже не молод, но возраст отпечатался лишь на его широком лице, да ещё отметился огромной седой бородой. В остальном он мог дать фору молодым: спал не более шести часов в сутки, походка и движения его всегда были энергичны, плечи расправлены – хозяин земли.
Предки Арона приехали в Америку из России, спасаясь от нищеты и погромов. Начав как мелкие торговцы, предки Арона в конце концов нажили немалое состояние, особенно во время обеих мировых войн – получив выгодные подряды от правительства. С тех пор они вкладывали все свои капиталы в недвижимость, не доверяя ничему, кроме земли. Земля может подешеветь, подорожать, но это то, что ты реально можешь ощутить под своими ногами, руками… Земля – это всё, земля – это навеки.
Родители Арона были людьми деловыми, а он рос романтиком и был помешан на истории, особенно, на завоевании Южной и Северной Америк европейскими колонизаторами. Он видел особую романтику в том, как белые колонисты отвоёвывали у индейцев земли и строили на них могучую империю. Родителей беспокоило, что их сын «витает в облаках», но Арон очень рано проявил свой независимый характер: будучи ещё подростком, начал работать на заправочной, а став постарше, весьма успешно продавал недвижимость в конторе отца.
Убедившись в деловой хватке сына, родители успокоились: он сможет сам заработать себе на хлеб.
Однако Арон не перестал быть романтиком и его детские увлечения получили новое и неожиданное продолжение: он вдруг увлёкся еврейскими традициями, да так сильно, что начал посещать синагогу и учить иврит, а позже поступил в ешиву и стал изучать талмуд.
И вот однажды он решил переселиться на землю предков, которой считал всю древнюю страну Ханаана. Здесь Арон продолжил изучение талмуда в ешиве, потом купил землю в мошаве на территориях, а когда правительство начало продавать здесь земельные участки под фермы, увидел в этом редкий шанс осуществить свои детские мечты, о которых никогда не забывал.
К тому времени Арон уже был женат на девушке, приехавшей в Израиль на каникулы к родственникам и не думавшей здесь оставаться: Ближний Восток и древние традиции были для неё лишь экзотикой и ничем больше. Но из-за Арона она осталась, и теперь у них было двое взрослых сыновей, высоких и крепких, похожих на американских морпехов. Один заканчивал школу, другой собирался в армию.
Во время споров отца с арабскими пастухами, они были рядом с ним как телохранители, готовые в любой момент прийти на помощь. Они молчали. Молчали и дети пастуха – подростки, исподлобья наблюдавшие за происходящим.
– Мои овцы пасутся в километре от твоего дома, – снова пытался возражать пастух.
– Что значит «в километре»?! – взорвался Арон от слов пастуха. – Здесь всё моё! Ты понял?! Всё!!! – И он обвёл широким жестом все долины вокруг. – Вон до того холма, где стоит другая ферма.
И тут пастух не выдержал:
– С чего вдруг это твоё? – с вызовом спросил он. – Откуда ты вообще взялся?! Я тут родился, на этой земле жили тысячи моих предков и пасли свой скот. На этом холме, где сейчас стоит твой дом, мы играли в наши игры. А теперь это всё твоё?! – всё больше распаляясь, говорил араб. На иврите он разговаривал с сильным акцентом. Это был уже немолодой человек, типичный феллах, скорее всего проживший всю свою жизнь в деревне и никуда дальше Хеврона и Иерусалима не выезжавший. Всё его образование составляли священные книги Ислама, навыки, переданные отцом, да ещё разговорный иврит, который он выучил, общаясь с поселенцами и солдатами. Этот простой человек обладал не только житейской мудростью, но и критическим чутьём. Может быть, он не слишком много знал в жизни, но сбить с толку его было гораздо труднее, чем какого-нибудь умника, открытого для новых идей и веяний, потому что в отличие от умников он твёрдо стоял на привитых с детства принципах и никогда от них не отступал.
– Это земля моих предков, – с гордостью сказал Арон.
– Американцы здесь никогда не жили, – возразил пастух.
– Здесь жили евреи, – спокойно сказал Арон. – Эту землю евреям завещал Господь, поэтому она наша!
Пастух в ответ лишь пожал плечами, выражая таким образом своё недоверие к словам Арона, и, повернувшись к нему спиной, зашагал прочь. Дети пастуха, бросив недобрый взгляд на Арона и его сыновей, последовали за отцом.
– Мы ещё вернёмся! – говорили их взгляды.