Шрифт:
Теодор бегал из стороны в сторону. Близилось утро, а эксперимент не был завершен.
Он споткнулся и чуть не врезался в стеклянный шкаф с пробирками.
– Давай живее! – крикнул Парис, старый ученый.
Теодор распахнул дверцу, пробежался пальцами по большим и маленьким сосудам, достал две стеклянные колбы. Он смахнул
– Давай. Бабочку!
Перед машиной Теодор замешкался.
«Снова ничего не получится – сбегу. На противоположный берег. Сил нет. Там лучше. Там вино вкуснее, там теплее, чище. И платят больше… и люди умнее…»
– Ну же!
Теодор загрузил колбочки в изобилующую механизмами и вентилями конструкцию. Добавил порошки и маслянистые жидкости, а затем потянул рычаг, приводя шестеренки в движение. Машина затряслась, точно железный конь, и извергнула огромное паровое облако: начала расщеплять и соединять ДНК.
Можно было перевести дух. Оба расслабились и разошлись по углам.
Теодор прождал около четырех часов. Подходил, набирал коды на механических клавишах и поглядывал на уныло плывущую медную стрелку.
Когда он уже начал клевать носом, зал вдруг озарил яркий свет, и тишину пронзили оглушительные хлопки.
Парис забросил чертежи и приблизился к машине. Он сложил руки на груди, кивнул, и Теодор толкнул крышку. Со скрипом та отъехала в сторону.
На кожаных подушках лежала… девушка. Она будто давно там спала. От ее кожи исходило кристальное свечение, а ноги и руки были совсем тонкие, полупрозрачные. Как бы не рассыпалась она от малейшего дуновения ветра!
Ее веки дернулись, и она открыла глаза.
У Теодора перехватило дыхание.
– Живая, – одними губами промолвил он.
Парис насупился и стал походить на высохшую курагу. После продолжительного молчания он выдал:
– Н-да… Великолепно! Совершенно великолепно! – и, бормоча под нос, удалился из экспериментального зала.
А Теодор так и стоял. Боясь шелохнуться, боясь вновь сделать глубокий вдох.
Но мотнул головой и начал летать по лаборатории, подбирать бумаги, делать заметки. Столько всего нужно изучить, столько внести нового, улучшить, сделать в миллион раз лучше!.. В голову лезли идеи: от замены механического протезирования органическим до использования людей-насекомых в качестве прислуги или рабочих. Сердце скакало, мысли путались, сбивались, рождались все новые и новые…
Сзади громыхнуло.
Послышался тихий стон.
Печатные отчеты выпали из рук Теодора и разлетелись по кафелю. Он медленно обернулся. Девушка… ведь все-таки это была самая настоящая девушка, сидела на полу рядом с машиной и держалась за покрасневшее колено. Она поймала взгляд Теодора, наклонила голову, и мягкие локоны поскользили по ее обнаженным плечам.
Сердце Теодора еще раз гулко екнуло, и он почувствовал, как щеки его начинают гореть. Он отвел взгляд в сторону, медленно приблизился к девушке и укрыл ее лабораторным халатом, чтобы скрыть наготу.
…Да, он прекрасно знал, что следует дождаться профессора. Что он – всего лишь ученик, и первым делом нужно позвать учителя. Что нужно провести действия, согласно заданному протоколу, все проверить и во всем убедиться… Но смотрел в большие глаза цвета морской волны, и что-то внутри болезненно сжималось: нечто далекое, по-детски знакомое отзывалось в нем. Может, он вспомнил себя – когда-то таким же маленьким и растерянным. А может что-то иное, давно забытое, но пульсирующее в подкорках сознания.
Конец ознакомительного фрагмента.