Палитра чужих цветов
Шрифт:
Спустился в сад. Машина на месте. Слегка запылилась, несколько дней стоит. Что тут случилось?
Голоса услышал с пляжа. Слов не разобрать, но звонкий голосок Нагмы звучит без тревоги и паники, я чуть расслабился и убрал пистолет. Ушли купаться, бывает, а у меня просто небольшой ПТСР, после командировок это нормально.
— Папа! — закричала она, увидев меня. — Папа Док вернулся!
Она кинулась мне навстречу опрометью, резиновый сланец на ноге завернулся, споткнулась, проскакала несколько шагов на одной ножке, размахивая руками для равновесия, потом сбросила тапки и побежала босиком. Напрыгнула,
— Уи-и-и-и-и! Ы-ы-ы-ы-ы! А-а-а-а-а!
— Тише, тише, колбаса! Я тоже рад тебя видеть!
— Я та-а-а-ак соскучилась! Ну, просто, та-а-ак! Уи-и-и-и! Ы-ы-ы-ы-ы!
— И я соскучился. Страшно рад тебя видеть. А где мама?
— А вот же она! И этот, как его, папа… Забываю всё время. Имя такое странное.
— Постой-ка, милая… — я подхватил Нагму под мышки и спустил на песок.
Из-за поворота тропинки вышла Анахита. Весёлая, загорелая, растрёпанная, с мокрыми волосами, в открытом узком купальнике, и её ловко обнимает за талию какой-то рыжий мужик в плавках. Они настолько увлечены друг другом, что замечают меня не сразу.
— Э… Михаил? Док? — останавливается она растерянно. — Ты вернулся?
— О, тот самый Док! — ничуть не смущается рыжий. — Наслышан, как же! Нагма все уши прожужжала!
Он приобнял Анахиту и чмокнул в щёчку. На языке самцов это означает «Моя самка!». Она не отстраняется, значит, согласна.
— Это Калеб, — представила, наконец, спутника. — Настоящий отец Нагмы.
— Вот, папа Калеб, вспомнила, — удовлетворённо подтвердила девочка.
— Ой ты ж божечки! Что я такое вижу! — раздался торжествующий голос сзади. — С огромным удовольствием пользуюсь шансом сказать: «А я тебе говорил!» Жду извинений, ты, будущий моей бывшей! Или это уже не ты?
— Заткнись, Пётр, — сказал я с досадой.
Очень хотелось достать пистолет обратно, но, кажется, пистолетом делу не поможешь.
А жаль.
***
Мы сидим за столом. Я не знаю, куда девать глаза, Нагма сидит на соседнем стуле, ничего не ест и держит меня за руку — наверное, чтобы я снова никуда не делся. Пётр получил бутылку водки и, издавая торжествующие реплики, нас покинул. Смысл их сводился к той же сентенции: «Я тебе говорил, что она…» — заканчивать мысль избегал, опасаясь выхватить.
Анахита сидит спокойная, безмятежно улыбаясь. Калеб непринуждённо развалился на стуле — в одной руке рюмка, другая у Анахиты на бедре.
У меня лёгонький такой ПТСР, и я очень хочу его застрелить. Понимаю, что лучше от этого никому не станет, но всё равно хочу. После командировок это некоторое время кажется выходом. Бац — и нет проблемы. Потом проходит, хотя у некоторых нет.
— Прости за внезапность появления, друг! — громко заявляет он, весело улыбаясь. — Но я её потерял, свою Анахиту! Потерял на десять лет! Она исчезла внезапно, я понятия не имел, что тот мудачок вывез её в горы и бросил! Я был в отчаянии, я носом землю рыл, я перевернул десятки миров!
Он не выглядит склонным быть в отчаянии. Самодовольная харя — круглая, с очень белой кожей, крупными
«Может, контактные линзы? — думаю я, глядя в эти глаза. — Никогда не видал такой ярко окрашенной радужки».
— Но она пропала! Моя Анахита!.. Ты чего не пьёшь? — спросил он, наполняя свою рюмку.
— Спасибо, не хочется.
Моя стоит полной, я её не касаюсь. Есть тоже не могу, кусок в горло не лезет.
— Но я не прекращал поисков! — вещает он. — Я расставил сторожки, развесил сигнальные паутинки, я нанял людей. Я не верил, что она пропала навсегда! Только не моя Анахита! Миров много, но есть те, кто умеет искать, и есть места, где сходится множество дорог. Я многих знаю, одни мне должны, другие ищут моего расположения…
— За неё, мою Анахиту! — он опрокидывает в рот рюмку, закусывает пловом, зажмуривает свои синие глаза от удовольствия. — Ах, какой плов, какой плов! Ты неподражаемо его готовишь, дорогая!
— И вот, представь себе, друг, один человечек, работающий в некой здешней структуре, связанной с Мультиверсумом, сообщает мне, что она здесь! Её документы утверждались в их… как бишь? Лавка? Консорциум? Управа?
— Контора, — подсказал я.
— Точно, друг, она самая! Мигранты из других миров у них на контроле, а человечек мне немножко должен. И вот я уже лечу на крыльях любви сюда!
Анахита улыбается, кивает, смотрит на него, как… Не знаю, на кого. На меня она так не смотрела. На меня так никто никогда не смотрел.
— Выйдем поболтать? — предложил он после ужина.
— Давай, — согласился я.
Он выпил почти бутылку только при мне, но совершенно не выглядит пьяным. «Полезет быковать — я за себя не отвечаю», — думаю, спускаясь в ночной сад.
Мы отошли подальше, туда, где шум прибоя не даст нас услышать. Калеб остановился и раскурил сигару. Пижон чёртов.
— Слушай, друг… — начал он.
— Я тебе не друг, — отрезал я.
— Да, ты мне не друг, — кивнул он. — Я тебе не нравлюсь, да и насрать. Я хочу сказать, я к тебе не в претензии. Женщинам надо как-то выживать в этом говённом мире, Анахита ухватилась за тебя, ты поступил как нормальный мужик. Секс в обмен на защиту и всё такое. Имел право. Она говорит, ты нормальный, не говнюк, как Петенька, жениться хотел. Уважаю. Но на этом всё, извини. Она моя.
— Она не твоя и не моя. Она своя собственная, — сказал я мрачно. — Имеет право решить.
— Она уже решила.
— Пусть сама мне об этом скажет.
***
— Михаил, — говорит Анахита тихо, — я забрала заявление.
Я молчу. Не знаю, что сказать.
— Я очень благодарна тебе за всё, правда. Но Калеб… Я его люблю.
— И как долго вы знакомы?
— Не очень, — призналась она. — Но это было… Как ураган. Я влюбилась с первого взгляда. Петя тогда уехал, мы провели вместе два месяца, и это были лучшие два месяца моей жизни. Потом Калеба внезапно вызвали, у него сложная работа, много командировок в разных мирах. Он сказал, что когда вернётся, заберёт меня, и мы будем вместе всегда. Только мы с ним и вся бесконечность Мультиверсума. Оказалось, что я забеременела, но он об этом узнать не успел. А потом Петя бросил меня в кыштаке… Прошло десять лет, я не думала, что мы встретимся снова.