Палм-бич
Шрифт:
Мэри Эллен бессчетное число раз наблюдала за работой отца, и это ей никуда не надоедало. Она пропутешествовала с ярмаркой все детство. До этого Джек Кент перепробовал все. Бросал дротики, накидывал петлю на хлопковые сладости, даже работал на «угадайках веса». Но только побывав на карусели, нашел свое призвание. Джек оказался рожденным для этого. За коротких два года он утроил доходы от карусели, был принят в долю, а затем и выкупил ее у своего компаньона. Деньги были небольшие, однако ему хватило ума купить деревянную развалюху в Уэст-Палм, которая навсегда стала прибежищем для семьи. Сам находясь постоянно в разъездах, он создал домашний очаг для жены и Мэри Эллен. Сооружение было не ахти какое, с выцветшей, отслаивающейся краской, треснувшими балками и покоробившимися, неровными бревнами,
Глубоко вздохнув, Мэри Эллен собралась с силами, чтобы перекрыть музыку.
Томми Старр улыбнулся и попытался ответить. Затем смирился и широко развел руки, признавая свое поражение. А затем даже заткнул оба уха для большей ясности.
Томми любовно улыбнулся Мэри Эллен, и на его большом, с резкими чертами лице появилось выражение полнейшего обожания. Томми едва ли мог припомнить то время, когда он не был влюблен в Мэри Эллен, а просыпаясь по утрам и засыпая по вечерам, он ощущал горечь при мысли о том, что Мэри Эллен отказала ему. Теперь он почти смирился с действительностью. Мэри Эллен была слишком хороша для него и, к сожалению, сознавала это. И вовсе она не была заносчива или высокомерна, просто имела храбрость лелеять мечту. Город за водной гладью овладел ею, и теперь Палм-Бич и все связанное с ним будоражили ее кровь. Это началось с того момента, как ее наняли Стэнсфилды. Мэри Эллен увидела рай, и Уэст-Палм был позабыт. Совсем недавно появился было шанс. Эти богатые, высокомерные сволочи уволили Мэри Эллен. Томми так и не узнал, почему Мэри Эллен была опустошена; она погрузилась в бездну отчаяния, и на ее страдания было больно смотреть. Томми пытался подбодрить Мэри Эллен, отвлечь ее от этой стаи крыс за мостом, но она все равно отказывалась считать себя прежней девушкой из Уэст-Палм.
Как-то Томи после крепкой поддачи «У Рокси» напросился к Джеку в гости. Когда они пробирались по скрипучему крыльцу с пустым креслом-качалкой и потрепанной плетеной мебелью, из дома послышалось рыдание. Они пошли выяснить, в чем дело, и там, при свете беззвучно мигающего телевизора, перед Томми предстала картина, которая навечно врезалась в его память. Поперек латунной кровати, словно брошенная грустная тряпичная кукла, лежала Мэри Эллен, совершенное тело ее обрамляли мятые, неопрятные простыни. Она неподвижно застыла в прострации между сном и явью, мятое и грязное белое платье лишь частично прикрывало ее. Одна лямка сползла с плеча, и из-под верхней кромки платья невинно выглядывал розовый сосок, венчающий грудь идеальной конической формы.
Выше груди и над губой сверкала тонкая пленка пота. Неряшливо спутанные волосы, разбросанные по подушке, окаймляли ее открытое лицо, неподдельная и откровенная красота которого покорила Томми. Стоя рядом и пытаясь проникнуть во внутренний мир Мэри Эллен, в ее муки и горести, Томми с ужасом осознал, что ему никогда не владеть этой девушкой. Ее страдания и печали были слишком сильны для него. Куда ему было тягаться с тем, что способно вызвать такие эмоции…
А теперь Мэри Эллен озадаченно смотрела на Томми, наблюдая, как улыбка на его лице сменяется смущенным выражением задумчивости. Милый Томми. Такой большой, такой надежный. Он был слеплен, как гора, и будет таким же постоянным. Много лет отец расписывал Мэри Эллен достоинства этого работящего, занятого тяжелым трудом на стройке человека, которого он прочил дочери в мужья, но сколько она ни слушала, так и не могла преодолеть себя. Голоса сирен постоянно влекли ее к земле за водной гладью, где обитали титаны, и по сравнению с их утонченностью и жизненной мудростью Томми Старр казался карликом. Но то было тогда, а то – теперь. Мир, к которому она тянулась, отверг ее, и она переболела им. Желать продлить
Был полдень, и толпа боролась с беспощадной жарой. А Мэри Эллен, казалось, только расцвела от нее. Она раскрылась вся, словно тончайший, изысканнейший цветок гибискуса. Простое белое хлопчатобумажное платье плотно облегало девичью грудь, демонстрируя миру ее совершенную форму, вызывающе остроконечные соски, безукоризненную ее упругость, которая не нуждалась ни в какой поддержке и не имела ее. Широкий ремень из раковин, привезенный отцом из Альбукерка и ставший ее самой дорогой вещью, стягивал узкую талию и подчеркивал длину красивых загорелых ног. Мэри Эллен не носила чулок или колготок, и под тонкой материей платья чуть просвечивал силуэт белых трусиков, обтягивающих крепкие мальчишеские ягодицы.
Время от времени Томми бросал на нее украдкой взгляд, как бы убеждая себя, что все это не сон. Он боялся думать об этом, но в Мэри Эллен явно что-то изменилось коренным образом. Томми заметил перемену еще пару дней назад, однако теперь она была очевидна. В Мэри Эллен вновь появилась жизнерадостность, и, похоже, больше всего выиграл от этого именно он. Отношение Мэри Эллен к нему стало иным, он больше уже не был только надежным старшим братом, другом, всегда находившимся под рукой. Их отношения, казалось, вступали в какую-то совершенно новую область.
– Ну, и как тебе ярмарка? – сжала огромную ручищу Мэри Эллен.
Томми было совсем не до ярмарки, однако он, пожалуй, еще не испытывал подобного счастья. Воздух для него наполнился сказочным ароматом, а дешевые, аляповатые ларьки по сторонам превратились в волшебные декорации главного спектакля – драмы его любви к стоящей рядом девушке.
Мэри Эллен хотелось, чтобы Томми понравилась ярмарка. Это было ее детство, атмосфера ярмарки впиталась в ее кровь. Томми всецело был во власти Мэри Эллен и желал лишь одного – доставить ей удовольствие.
– Мне так нравится, Мэри Эллен.
– Наверное, тебе надо еще посмотреть безголового мертвеца. Или ты предпочитаешь самого толстого человека в мире?
– Давай лучше покатаемся на поезде ужасов.
– Хорошо, но только ты уж постарайся не распускать руки. А то мне раньше на этой чертовой штуковине приходилось бороться не на жизнь, а на смерть.
Из груди ее полился смех, однако слова эти прозвучали двусмысленно. Томми почувствовал, что кровь его вскипела. Она фонтаном ударила в щеки и залила их краской. В то же время кровь хлынула вниз, и с хорошо знакомым чувством беспомощности Томми ощутил, как напрягся его член.
Мэри Эллен заметила его смущение и засмеялась громче. Ее рука легла на талию Томми, отчего возбуждение стало нарастать. Мэри Эллен тоже ощутила, как начинает распаляться. Облизнув язычком внезапно запекшиеся губы, она позволила себе опустить взгляд ниже. Мэри Эллен ясно разглядела вздувшийся бугор и с усилием отвела взор; однако, пока она вела Томми к кассе на поезд ужасов, увиденное стояло у нее перед глазами.
И вот, усевшись в открытый вагончик и приготовившись к путешествию в суррогат страсти, Мэри Эллен прислонилась к Томми, вздернула голову и томно прошептала ему на ухо:
– Я это просто так сказала, Томми. Насчет того, чтобы ты не распускал руки.
Вагончик с грохотом рванулся в темноту, и, к неимоверному восторгу Томми, тихие слова и теплое дыхание возле уха сменились томительной влагой ищущего языка. Его тихий стон желания разительно не соответствовал воплям неведомых чудовищ в мрачной темноте, где начали вспыхивать и светиться скелеты и демоны.
Слегка повернувшись к Мэри-Эллен, Томми обхватил ладонями ее теплые щеки и придвинул ее лицо к себе. Словно принимая святые дары во время первого причастия, он склонился над губами Мэри Эллен, исполненный почтения и благоговения к их первому поцелую. Опытные губы Мэри Эллен с жадностью потянулись к его губам. Сначала она играла с Томми, прикасаясь к нему, как пушинка, время от времени отстраняясь, чтобы вновь вернуться. Приоткрыв рот, она осенила Томми своим теплым, сладостным дыханием, дав ему почувствовать ее запах, ощутить ее страсть.