Паломничество на Землю
Шрифт:
Позже Лэниган вышел на прогулку. И, как назло, в двух шагах от дома наткнулся на Джорджа Торштейна. Несколько месяцев назад он по неосторожности рассказал Торштейну о своем сне. Торштейн — чистосердечный, приветливый толстяк глубоко веровал в собранность, самодисциплину, практичность, здравый смысл и прочие скучные добродетели. Его прямой, трезвый подход был тогда необходим Лэнигану. Но сейчас он только раздражал. Люди типа Торштейна являются, несомненно, солью земли и опорой государства; но для Лэнигана он превратился из неудобства в ужас.
— А, Том! Как сынишка? — приветствовал его Торштейн.
— Отлично, — ответил Лэниган, — просто отлично. Он кивнул с приятной улыбкой и продолжал идти под курящимся зеленым небом. Но от Торштейна так легко не отделаться.
— Том, мальчик, я тут поразмыслил над твоей проблемой, сказал Торштейн. — Я очень беспокоюсь о тебе.
— Как это мило с твоей стороны, — отозвался Лэниган. Право, не стоит…
— Но мне хочется! — искренне воскликнул Торштейн. — Я всегда принимаю участие в людях, Том. Всегда, сызмальства. А ведь мы с тобой друзья и соседи.
— Это правда, — вяло пробормотал Лэниган. (Когда вам нужна помощь, самое неприятное — принимать ее).
— Знаешь, Том, думается мне, что тебе не мешало бы хорошенько отдохнуть.
У Торштейна на все были простые рецепты. Так как он практиковал душеврачевание без лицензии, то остерегался прописывать лекарства, которые можно купить в аптеке.
— Сейчас я не могу позволить себе взять отпуск, — сказал Лэниган. (Небо приобрело красно-розовый оттенок; засохли три сосны; старый дуб превратился в крепенький кактус).
Торштейн искренне рассмеялся.
— Дружище, ты не можешь себе позволить не взять отпуск сейчас! Ты устал, взвинчен, слишком много работаешь…
— Я всю неделю отдыхаю.
Лэниган посмотрел на часы. Золотой корпус превратился в свинцовый, но время, похоже, они показывали точно. Почти два часа прошло с начала разговора.
— Этого мало, — продолжал Торштейн. — Ты остался здесь, в городе. А тебе надо слиться с природой. Том, когда ты в последний раз ходил в поход?
— В поход? Что-то не припомню, чтобы я вообще ходил в походы.
— Вот, видишь?! Старик, тебе необходимо прочное сцепление с реальностью и прежде всего с природой. Не улицы и дома, а горы и реки.
Лэниган снова взглянул на часы и с облегчением убедился, что они опять золотые. Он был рад — заплатив за них шестьдесят долларов…
— Деревья и озера, — декламировал Торштейн. — Трава, растущая под ногами, высокие черные горы, марширующие по золотому небу…
Лэниган покачал головой.
— Я был в деревне, Джордж. Это ничего не дало.
Торштейн упорствовал.
— Нужно отвлечься от искусственностей.
— Все кажется искусственным, — возразил Лэниган. Деревья или дома — какая разница?
— Люди строят дома, — благочестиво пропел Торштейн, — но Бог создает деревья.
У Лэнигана имелись сомнения в справедливости обоих положений, но он не собирался делиться ими с Торштейном.
— Возможно, в этом что-то есть. Я подумаю.
— Ты сделай. Кстати, я знаю одно местечко — как раз то, что нужно. В Мэнэ, у этого маленького озера…
Торштейн был великим мастером бесконечных описаний. К счастью для Лэнигана, кое-что его отвлекло. Напротив загорелся дом.
— Эй, чей это дом? — спросил Лэниган.
— Макелби. Третий пожар за месяц.
— Надо, наверное, вызывать пожарных.
— Ты прав. Я сам этим займусь. Помни, что я тебе сказал про то местечко в Мэнэ.
Он повернулся, и тут произошел забавный случай — асфальт под его ногами расплавился. Торштейн шагнул, провалился по колено и упал.
Том ринулся ему на помощь, пока асфальт не затвердел.
— Сильно ударился?
— Проклятье, я, кажется, вывихнул ногу, — пробормотал Торштейн. — Ну ничего, ходить можно.
И он заковылял сообщить о пожаре. Лэниган стоял и смотрел, полагая, что пожар этот — дело случайное и несерьезное. Через минуту, как он ожидал, пожар так же, сам по себе, погас.
Не следует радоваться чужой беде; но Лэниган не мог не хихикать, вспоминая о вывихнутой ноге Торштейна. Даже неожиданное появление потока воды на Мэйн-стрит не испортило ему настроения. Он улыбнулся колесному пароходу, прошедшему по небу.
Затем он вспомнил сон и снова почувствовал панику. Надо спешить к врачу.
На этой неделе кабинет доктора Сэмпсона был маленьким и темным. Старая серая софа исчезла; на ее месте располагались два стула с кривыми спинками и кушетка. Но портрет Андретти висел на своем обычном месте на стене, и большая бесформенная пепельница была, как всегда, пуста.
В приоткрывшейся внутренней двери появилась голова доктора Сэмпсона.
— Привет, — сказал он. — Я мигом.
Голова пропала.
Сэмпсон сдержал слово. Все дела заняли у него ровно три секунды по часам Лэнигана. Еще через секунду Лэниган лежал на кожаной кушетке со свежей салфеткой под головой.
— Ну, Том, как ваши дела?
— Все так же. Даже хуже.
— Сон?
Лэниган кивнул.
— Давайте-ка припомним его.
— Лучше не стоит, — произнес Лэниган. — Я еще сильнее боюсь.
Наступил момент терапевтического молчания. Затем доктор Сэмпсон сказал:
— Вы и раньше говорили, что страшились этого сна; но никогда не объясняли почему.