Памфлеты
Шрифт:
– Разуйте глаза, – посоветовал мальчишка. – Вы или слепы, или тупы, а вернее, и то, и другое. Я – вершина человеческих достижений и Монблан научной мысли. Каждое слово, написанное мной, фотографируют под микроскопом. Даже буквы в моих записных книжках сверхъестественны, так пишут мои биографы. Во всех городах мира мне поставлены памятники. Что вы так вытаращились на меня. Я этого не люблю!
Это была нечеловеческая схватка с собой, но я не дал вырваться наружу бешенству.
– Не знаю, что удержало меня от того, чтоб выпороть вас. Но если вы через минуту не вылетите в ту дверь,
Он поспешно вскочил. Ужас исказил его наглое некрасивое лицо.
– Не смейте, я вас боюсь! – захныкал он. – Что вам от меня нужно? Вычтите мое жалование за лекции, хоть за три года вперед, но не трогайте. Я предпочитаю иметь дело с солидными людьми.
Я шел на него с распахнутыми руками, как на забившегося в угол зверька. Никого я так не ненавидел, как это дрянное существо. Он полетел на пол после первой же пощечины. Я добавил пинок ногой.
– Вставай и уходи! Нет, стой! Признавайся, не то вытрясу душу! – Я бешено мотал его из стороны в сторону. – Тебя подослал Роуб? Неужели этот идиот сумел так проникнуть!.. Будешь отвечать?
– Вы меня задушите! – пищал мальчишка. – Дайте глотнуть воздуха! Восемь лет я одиноко работаю над усовершенствованием людей, а люди меня ненавидят. Что я вам сделал плохого?
Я швырнул его на ковер. Мальчишка скорчился и тихо плакал. У меня тяжело стучало сердце. Я начал понимать, что попал в скверную историю.
– Я думал, настал час моего торжества! – по-стариковски причитал мальчик. – Мне так хотелось поиграть земным шариком, побросать его из руки в руку-у-у!
Я не отрывал от него глаз. Все сходилось в одну страшную точку. У меня оглушительно звенело в ушах.
– Прекрати плач! Я тебя больше и пальцем не трону, хоть ты заслуживаешь и не такой взбучки.
К нему моментально возвратился прежний вид. Он подбежал к столу и взгромоздился на него, сбросив на пол мои записи.
– Отлично, профессор! – сказал он. – Можете держать себя свободно. Дышите глубже и размахивайте руками в ритм вздоха. Вижу, что не ошибся, считая вас двуногой акулой. Пока я сижу у вас на спине, а не в пасти.
У меня оставался один шанс, только один шанс! Я в смятении зажмурился, лишь потом заговорил:
– Ты упомянул о восьми годах работы? По виду не скажешь, что ты изнурен. Мне кажется, тебе больше знакомы шалости, а не труд.
Он поглядел на меня с презрением.
– Я не собираюсь подвергать сомнению ваши интеллектуальные способности. Вряд ли существовал более тупой осел, чем вы. Даже слепая летучая мышь увидала бы, что я только что появился на свет.
– Из чана? – спросил я глухо.
– Откуда же еще?
– Зачем же ты говорил о годах работы?
– Без коварства с такими, как вы, нельзя. Вас интересуют пустяки. Сто лет я работал или ни единой минуты – какое это имеет значение?
Я так глубоко задумался, что не слыхал телефонного звонка.
– Возьмите трубку, – сказал мальчик. – И пошлите к черту того, кто мешает нам разговаривать.
Это был Мартин.
– Час ночи, профессор. Напоминаю, что пора спать.
– Я уже сплю, – сказал я. – И вижу страшный сон, Мартин.
– Лучше видеть плохие сны, чем проводить ночи без сна, – заметил Мартин. Он любил изрекать максимы, почерпнутые из романов мисс Вудворт.
Я повернулся к мальчику. Надменно закинув крохотную голову, он смотрел на меня свысока. Это был, конечно, я – вот отчего он показался мне знакомым. Этот отвратительный уродец был собран из моих черт, нашпигован моими мыслями, озвучен моими словами. Я не мог его принять, это было слишком чудовищно!
– Скажете ли вы наконец, что вам нужно? – сварливо поинтересовался мальчик. – Я ведь уже объяснял, что спешу.
Я закурил сигару, мне надо было успокоиться.
– Вы оглохли, профессор?
– Нет, я хорошо слышу. Вы куда-то спешите. Я хотел бы знать, куда вы спешите?
На этот раз он, кажется, искренне удивился.
– Как – куда? Наружу! Если вы не глухой, то слышали, чего мне надо. Я поиграю земным шаром, потом брошу его себе под ноги. Надеюсь, он далеко не откатится. И я намерен полюбоваться своими памятниками. Вы имеете возражения?
– Только одно: сейчас ночь, а земной шар не везде освещен. Вам придется переночевать в нашей гостинице.
Он грозно нахмурился. Мне кажется, он колебался, не ударить ли меня ногой.
– Что за тон, профессор? Придется! Это мне, что ли, придется? Поняли вы наконец, с кем разговариваете?
Теперь я крепко держал себя в руках.
– Простите, я не хотел вас оскорблять. Я очень бы попросил вас соскочить со стола и пройти за мною…
– Я пойду впереди вас, – сказал он высокомерно. – Показывайте, куда идти.
Из лаборатории в гостиницу можно попасть по коридору. Гостиница – небольшая, на полсотни номеров – была роскошна. Обслуживание в ней вели автоматы: электронные швейцары охраняли здание, электронные горничные убирали, электронные официанты подавали еду и вина. Она предназначалась для наших гостей – акционеров, военных экспертов, членов парламента. Но мне больше некуда было девать мальчишку.
– Ваш номер – первый! – сказал я. – Три личных комнаты, ванная, гостиная на двадцать человек. Карточка занумерованных вин и блюд на столе, номер набирайте на клавиатуре.
– Здесь неплохо, – сказал мальчик, задирая голову. – До утра побыть можно. Этот ковер ручной работы? Не забудьте положить ключ на столик.
– Покойной ночи! – сказал я и поклонился.
Он повернулся ко мне спиной.
Я возвратился в лабораторию и в изнеможении упал в кресло.
Голова моя шла кругом. Я, кажется, заплакал.
Потом я сказал себе: слезами горю не поможешь, и заходил по лаборатории. Мне лучше думается, когда я хожу. В ту ночь я не ходил, а бегал. За стеной мерно гудел Электронный Создатель, осуществлявший на холостом ходу самопроверку и регулировку. Это единственная в мире машина, не нуждающаяся в постороннем наладчике: она сама налаживает и исправляет себя. В бешенстве я пригрозил Создателю кулаком. Он налаживал себя, чтоб выдать злую карикатуру, исправлял для искажения. Все его миллионы киловатт работали на беспардонное, бесцеремонное вранье! Я топал ногами, обзывал его последними словами. Утомившись, я прилег на диван. Мне было до того плохо, что пришлось принимать лекарство.