Память (Книга вторая)
Шрифт:
– А в Москве Бланк что-нибудь построил?-спросил я, заметив, что задумчивость покинула Петра Дмитриевича и он смотрит на меня, словно пытаясь вспомнить, на чем прервался разговор. – Где-то я встречал его постройку.
– Не спешите… На запад от Москвы, где я каждый камень помню, есть у него еще кое-что. Знаете Вышгород?
– Ну, Вышгород под Киевом был резиденцией Рюрика Ростиславича, который сразу после смерти князя Игоря разграбил и сжег Киев.
– Да нет, Вышгород под Вереей! Там стоит на восьмерике церковь Бланка прекрасных форм… А в МосквеВоспитательный дом на Солянке с казаковским фасадом сохранился, и тут же красовалась его прекрасная церковь Кира I! Иоанна… Скажите, какое для вас имеет сейчас значение, – по поводу чьих именин создавалась нетленная красота?
– Чаще никакого.
– Вот. Эту церковь возвела не Екатерина Вторая в честь своего воцарения, а московский архитектор Карл Бланк с мастерами-каменщиками!
– Мало кто его знает, только специалисты.
– Понятное дело… А он умел обойтись с камнем скромно, сдержанно, в высшей степени благородно. Стояла такая церковка Бориса и Глеба у Арбатских ворот… Собственный сводчатый дом Бланка на Пятницкой. Несколько лет назад снесли, хотя я, кажется, сделал все, чтоб его спасти. И это Бланк, я его руку знаю. Мало ли, документы не найдены!.. Камень-тоже документ, да еще какой достоверный! Только его надо читать…
Вдруг я вспомнил, что знаю еще одну постройку Бланка в Москве. Когда попадаешь на Ново-Басманную, то непременно приостанавливаешься у церкви Петра и Павла под звоном. Вокруг нее великолепная кованая ограда XVIII века, охраняемая государством, а сама церковь чрезвычайно оригинальна и, кажется, одна такая на всю Россию-над ней вполне готический шпиль. Возведена была вскоре после основания Петербурга, когда строительство в Москве замирало, но самое интересное другое-проектрисунок ее набросал не кто иной, как Петр, вспомнивший в тот момент, наверное, островерхие голландские храмы, близ которых он в юности плотничал, осваивая корабельное дело. Колокольня стоит слитно с церковью и очень фундаментальна; второй ярус-восьмерик, а по углам ярусов мощные колонны дорического ордера.
– Петр Дмитрия, – сказал я. – Петра и Павла под звоном на Ново-Басманной помните, конечно?
– Как же! По эскизу Петра Великого строена. Только это не Бланк, он тогда еще не родился.
– Нет, я имею в виду колокольню.
– Бланк бесспорный, даже документы сохранились… Да, еще одна интересная постройка – Никола-в-Звонарях на Рождественке. Как эта улица теперь называется?…
– Жданова.
На улице Жданова я бываю довольно часто, потому что там, неподалеку от Книжной лавки писателей и рядом с Архитектурным институтом, стоит Книжная лавка архитектора, где иногда можно застать что-нибудь интересное о зодчестве или парках. Однажды я решил заехать в этот магазин, забрав по пути дочь Иринку с консультации по истории-она готовилась к экзаменам в университет, занималась с утра до вечера, побледнела, вытянулась в штакетину, и я старался при любой возможности поэкономить ее время и силы. В машину вместе с ней села милая скромная девушка такого же заморенного вида и с такими же учебниками в руках.
– Удивительное совпадение! – сказала мне дочь. – Оказались рядом на консультации и живем рядом! Катя едет на проспект Мира.
– Правда что редкое совпадение, – пришлось согласиться мне.-Едем, только через улицу Жданова-потеряем несколько минут, прокатимся с Катей…
Девчонки засмеялись нежданному словосочетанию, и я был рад, что они услышали его, особенно за дочь рад, потому что она подала заявление на филологический. Как-то постепенно у нее это решилось-изучать сербскохорватский язык и литературу, с азов македонский, польский, древнегреческий и старославянский, продолжать английский…
– Сам же говорил, что из славянских языков сербскохорватский ближе всех древнерусскому!
– Это не я говорил. Это академик Корш говорил, когда разбирал ритмику и строй «Слова о полку Игореве».
– Тем более.
– А Пушкин насчет частицы «ли» в «Слове» писал, что доныне в сербском языке сохраняет она те же знамепования.
– Вот видишь!
В нашем небольшом семействе царит ничем не ограниченный культ «Слова» и его автора.
– И «Святославлич», «Гориславлич» – архаичные славянские лексические формы, имеющие соответствия в сербскохорватском.
И она, конечно, знала, что ее дальняя родственница историк Мария Михайловна Богданова на Бестужевских курсах изучала языки, литературу и историю западнославянских народов.
– Кроме того, я разберусь в истории западных и южных славян, а то тебе все некогда! И родина сербскохорватского языка удивительно интересна, и наш предок принял когда-то в общество Соединенных славян единственного серба, и…
– Ну, это Иван Горбачевский считал Викентия Шеколлу сербом, а я не перепроверял.
– Хорошо, я найду время и проверю!
Что ж, у нее пятерочный аттестат и языки вроде бы идут; к концу нашего месячного пребывания в Польше она уже начала немного почитывать и поговаривать на польском, найдя этот язык мелодичным и красивым, несмотря на обилие шипящих и трудные в произношении группировки согласных.
– И еще наш предок со своими товарищами мечтал соединить всех славян в дружную семью…
Короче, аргументов в пользу выбора специальности набралось предостаточно, и-в добрый бы час!.. А пока едем по московским улицам к центру-они просторны еще, но вот поток встречных и попутных машин погустел, улицы словно сузились.
– Удивительное совпадение! – услышал я голос дочери. – Па! Катя, оказывается, тоже играет и у нее тоже есть собака.
Плохое совпадение – хорошо вроде бы живем, пианино и собак держим, но стандартно, даже в мелочах одинаково.
– Катя тоже на филфак мечтает? – спросил я, ожидая очередного удивительного совпадения.
– Нет, я на исторический.
– А что думаешь изучать?
– Конечно, русскую историю!
– Почему именно русскую?
Серый глаз в зеркальце исчез, ответа я не дождался. Пересекли Садовое кольцо. Как всегда в таких случаях, мне хотелось мимоходом порассказывать Иринке, чего сам знал о памятных строениях по сторонам, на которых отложилась родная история – имена, даты, события, но за спиной слышался неостановимый девчоночий щебет об учителях, подружках, кино, гребле, лыжах н прочем, что мнг было неинтересно, и я перестал слушать – пусть пощебечут, однако, отдохнут от событий и дат, скоро им станет на до щебета…
А я для себя решил объехать Кремль-это на досуге всегда прекрасный десятиминутный праздник.
С моста вырастают башни Антонпо Солярио, потом на мгновение околдовывает бессмертное творение Бармы Постника… Смотрю вперед, на дорогу, но уголком глаза вчжу недавно раскрытые и уже неотъемлемые от Москвы архитектурные сокровища Зарядья-Варвара с классическими портиками на обе стороны, английское подворье-XVI век! Эго Петр Дмитриевич Барановский, когда его привели сюда, на руины старых кирпичных стен, пощупал их руками, погорбился, пощурился и первым сказал: «Шестнадцатый, можете не проверять», а вскоре нашли нож английской работы и пломбы… Максим Блажен– ный, колокольня и собор Знаменского монастыря возвысились следом, братские кельи, палаты бояр Романовых, Георгий, Китайгородская стена, а за чужеродной гостиницей, загородившей полнеба, считай, почти не видно маленького белоснежного чуда со сложным именем – церкви Зачатия святой Анны, что в углу Зарядья…