Память крови
Шрифт:
Войско Бату-хана вступило на Рясское поле. И князь Рязанский вышел ему навстречу. Завтра начнется сеча. Горели костры. Зябкий въедливый ветер норовил укрыться в одеждах спящих у костров ратников. Они ворочались, вздыхали, бормотали несвязно, не в силах очнуться от снов, в которых виделись им матери и жены, дети и невесты.
«Спите, сыны мои», — думал князь Юрий. Набросив поверх боевой одежды шубу, он, медленно ступая, обходил становище, задерживаясь порой у костров, пристально рассматривал безмятежные во сне лица воинов.
«Спите, славные рязанцы, для многих из вас — это последняя ночь… Великое испытание послала нам судьба, и лучше погибнуть всем в бою, чем дрогнуть
Впереди замаячил человек, он приближался, и князь Юрий узнал брата своего, Переяславского князя Олега Красного.
— Глаз, наверное, не сомкнул, брат? — спросил Юрий Ингваревич.
— Как можно спать в такую ночь. От Куштума нету вестей?
— Жду сотника Ивана ближе к утру, такой уговор. Но еще прежде решено: Куштум зайдет с тыльной стороны, подберется насколько можно к шатру Бату-хана и ударит в самое сердце татарского войска. Ты со своим полком нанесешь удар с левой моей руки, татары кинутся в свободный проход, а там болото… Мороз прижимает, только за ночь не успеет затвердить мшару, авось, и не выдержит лед. Если судьба не отвернется от нас — одолеем татаровье, брат Олег.
— Будем биться, а там, как повернет судьба. Прощай пока, великий князь. Ухожу с полком в засаду, все сделаю, как ты велишь, положись на меня, брат Юрий.
— В добрый путь, береги людей, но и не осторожничай сверх меры. Прощай.
Ушел Олег Красный… Горели костры, спали рязанцы, перекликались сторожевые воины, бродившие по краю становища, а князь Юрий Ингваревич не ложился спать, ждал вестей от хана Куштума.
Едва светало, когда сотник Иван прибыл с малой дружиной своей.
— Беда, князь Юрий! — крикнул он, еще не спешиваясь. — Плохие вести привез.
— Говори.
— Великое злодейство свершилось в стане Куштума. Злая рука пресекла жизнь твоего побратима. Половцы не придут на помощь.
— Верно говоришь?
— Да, князь. Хан Куштум убит. Войско его сразу дрогнуло. Оно не пойдет против Бату-хана.
— Кто убил Куштума?
— Один из приближенных хана. Сказывают, будто приставлен был к Куштуму самим Барчаком. Убил и сбежал…
— Все оборачивается против нас! — с горечью воскликнул князь.
И смолк, опустив голову. Вдруг резко выпрямился, словно что-то решил.
— Нет! — крикнул Юрий Ингваревич, поднял кулак и погрозил кому-то. — Нет! Пусть грешен я, тогда и кара обрушится на меня одного! Еще поспорю с роком… Пусть остался один с братьями, пусть! Мы дорого продадим свои жизни. Скоро бой, Иван. Готов ли к нему?
— Готов, князь.
— Но тебе не придется биться, твоя сеча еще впереди. Собирайся в дорогу, сотник.
— Я останусь здесь, князь Юрий, — сказал Иван. — На поле мои воины.
— Знаю про то, сотник, — промолвил Юрий Ингваревич. — В тебе уверен, только ты другую службу сослужить должен. Твои дружинники не решат боя, немного вас, а татар — тьма. Скачи со своей малой дружиной в Рязань, передай всем, а княгине особливо мой наказ готовить город к обороне. Пусть надежно укрепят стены, запасают смолу, стрелы, камни, другой боевой припас. Княгиня Агриппина, матушка наша благословенная, должна заняться сохранением узорочья рязанского, чтоб внукам было чем помянуть нас. Дед Верила позаботится о святых книгах… Сам станешь правой рукой городского воеводы Клыча, коего в случае нашей смерти на бранном поле назначаю всей Рязанской земли головой. Донеси эти слова до Рязани: живыми отсюда не уйдем, стоять будем насмерть!
Князь Юрий притянул к себе Ивана и трижды поцеловал.
— А теперь держи путь в славную Рязань. Поклонись городу от князя Рязанского
Затих топот коней сотника и его товарищей, а ночь еще продолжалась.
Догорали костры. Ворочались во сне рязанцы.
Утром началась кровавая сеча… Великой печалью для русского народа закончилась она. Предоставим слово летописцу, оставившему потомкам свое вечное слово в «Повести о разорении Рязани Батыем»:
«…И была сеча зла и ужасна. Много сильных полков Батыевых пало. И увидел царь Батый, что сила рязанская бьется крепко и мужественно, и испугался. Но против гнева божия кто постоит! Батыевы же силы велики и непреоборимы: один рязанец бился с тысячью, а два — с тьмою. И увидел князь великий убиение брата своего, князя Давыда Ингваревича, и воскликнул в горести души своей: «О братия моя милая! Князь Давыд, брат наш, наперед чашу испил, а мы ли сей чаши не изопьем!» И пересели с коня на конь и начали биться упорно. Через многие сильные полки Батыевы проезжали насквозь, храбро и мужественно биясь, так что всем полкам татарским можно было подивиться крепости и мужеству рязанского воинства. И едва одолели их сильные полки татарские. Убит был благоверный великий князь Юрий Ингваревич, брат его Давыд Ингваревич Муромский, брат его Глеб Ингваревич Коломенский, брат их Всеволод Пронский и многие князья местные и воеводы крепкие и воинство — удальцы рязанские. Все равно умерли и единую чашу смертную испили. Ни один из них не повернул назад, но все вместе полегли мертвые…»
Глава десятая
ПАМЯТЬ КРОВИ
В самый день рождества дружина Евпатия Коловрата и триста черниговских воинов, коих вел в Рязань воевода Климук, в сопровождении обоза, везущего ратное снаряжение, вступили в пределы Рязанского княжества.
Уже первые деревни, встреченные ратниками на пути, оказались взбудораженными слухами. Дружинники видели, как поселяне прячут скот по лесным чащобам, убирают добро, мечутся, не зная, что делать: то ли в города подаваться, под защиту их стен и княжьего войска, то ли положиться на себя.
Все просили совета у Коловрата, а он мучился, глядючи на людское смятенье. Не знал он, что там, впереди, куда он сам стремился… Хотел было бросить обоз, потом рассудил, что князь Юрий ждет не только людей, в бранном деле и припасы крайне надобны. И Евпатий торопил своих воинов и черниговцев, все меньше и меньше оставляя времени на отдых.
Они были уже в четырех днях пути от Рязани, когда в одной из деревень узнали, что была великая битва на Рясском поле, рязанское войско разбито, а орда двинулась к Пронску. Сказывали поселяне, что весть сию доставил израненный ратник.
Здесь, в этой деревне, Коловрат решил дать людям ночлег, всё не под открытым небом, а рано поутру держать путь на Рязань.
В одной с ним избе ночевал Федот Малой, доделистый [14] отрок, коего Евпатий брал в Чернигов и, полюбив за светлый ум и пытливость, приблизил к себе, взял к своему столу. Дорог стал ему отрок. Коловрату было уже сорок годов, десять лет женат он был на Чернаве, а деток бог не дал, одно только это и омрачало Евпатьеву жизнь с Чернавой, вот и лепился он сердцем к Федоту, приняв Малого под старшую руку.
14
Толковый, сообразительный, дельный (мещерск.).