Память льда
Шрифт:
Шелуха, но… и кое-что еще.
Этой истины Итковиан не ожидал, не подготовился к ней.
…Ишарак Улан, рожденный третьим в семье Инала Тоома и Сульты А'рад из клана Нашар, клана самого Крона, весной года Больного Мха в земле Сырой Меди. Я помню…
…помню…
…снежный заяц, трепещущий в тени моей протянутой руки, моей детской ручонки. Полосы на белом, обещание лета. Дрожащая рука, дрожащий заяц, рожденные в один зимний день. Тянутся друг к другу. Касание жизни — биение сердечка, жаждущий стук, и моя грудь отзывается
…Калас Агкор — мои руки обняли маленькую Ялу, сестренку, ее лихорадит, но очаг печет еще сильнее, и вот в моих руках холодное тело, как камень на заре. Мать рыдает — Яла теперь как уголь — безжизненна, и с того дня в глазах матери я стал лишь угасшим костром ее горя…
…следы стад Ультана Арлада на снегу, сухие кочки, ай по бокам, мы были тогда голодны, но шли по пути, старому пути — Карас Ав вел детей Гадающего по костям Таи в долину Глубокого Мха, и под тем солнцем мы нарушили закон — я нарушила старый закон, я, подруга Ибинала Чода, сделала мальчика мужчиной прежде, чем соткан его круг…
… и в год Сломанного Рога мы нашли волчий выводок — Мне снилось, я отверг Ритуал, мне снилось, я шагаю рядом с Оносом Т'ооланом — лицо в слезах, мое лицо — Чод видел, как его подруга уводит мальчика в долину, и знал, что назад он вернется мужчиной, знал, что мальчик в нежнейших из рук…
… горели низины — ранаги в Роговом Круге — я так любил ее…
Голоса, поток воспоминаний — эти воины не потеряли их. Они хранили их, как живые вещи — в своих мертвых телах. Знали о них.
Почти триста тысяч лет.
… друг Онрака из Логросов, я видел его, склонившимся над трупами своих родичей. Все погибли в уличных боях, но Солтейкены наконец сломлены. Ах, какой ценой…
… о, я положила сердце к его ногам, милая Легана Род. Такой умный, острейший ум, о, как он умеет меня смешить…
… наши глаза встретились, Маэнаса Лота и мой, едва Ритуал проявил свои права — и мы увидели страх друг друга — наша любовь, наша мечта о детях, о заполнении отвоеванных у льда земель, о слиянии наших жизней — наша любовь теперь должна уступить…
… Я, Канниг Тол, смотрел, как мои охотники метнули копья. Она упала, не издав ни звука, последняя на этом континенте… и будь у меня сердце, оно разорвалось бы сейчас. Эта война несправедлива. Мы бросили своих богов и преклонились перед алтарем зверства. Истина. И я, Канниг Тол, не откажусь от истины…
Ум Итковиана зашатался, стремясь защититься о всемирного потопа, очистить свою душу, ответить на крики о помощи, на ураган истин, рвущий его на части, тайны Т'лан Имассов — нет, Ритуала — как… клыки Фенера, как вы сотворили такое с собой?
И она отвергла вас. Она отвергла всех вас…
Он не мог убежать — он уже принял их боль, и поток воспоминаний разрушал его. Слишком много, слишком яростно — переживать все времена, прожитые этими заблудшими созданиями… он тонул.
Он обещал им спасение,
Я один…
… я Пран Чоль, слушай меня, смертный! Один. Гибель…
… слушай меня, смертный! Есть одно место — я проведу тебя. Ты должен принести все, что получил — недалеко, рядом — неси нас. Смертный! Есть место! Смертный! Ради Серых Мечей — ты должен сделать! Держись… скоро ты одаришь их. Я могу провести тебя! Ради Серых…
Итковиан потянулся…
… и рука, твердая, теплая, схватила его за предплечье.
Под ней простиралась земля. Лишайники — зеленые стебельки, зеленые чаши, красные чаши; и другой вид, белый как кость, извитой словно кораллы; а под ними серая шагрень почти скрытых в почве камней.
Целый мир здесь, на ладонь от земли.
Ее неловкие, медленные движения уничтожали его, пролагали просеки в хрупкой архитектуре лишайников. Захотелось плакать.
Прямо впереди — клетка костей и истертой кожи, тварь внутри, бесформенная, большая масса.
Она все еще звала ее, все еще выкрикивала свои ужасные требования.
Коснуться.
Пробить призрачный барьер.
Майб внезапно замерла на месте — какой-то незримый, но ощутимый вес прижал ее к земле.
Земля содрогалась, пробуждая ее из надвигавшегося забвения. Воздух стал горячим. Рокот грома…
Вытянув ноги, дернув рукой, она старалась перекатиться на спину. Захрипев, задохнувшись, уставилась на…
Рука держала крепко. Итковиан начал понимать. За воспоминаниями таилась боль, все то, что он должен принять. За воспоминаниями был ответный дар, прощение — если он сможет выжить.
Рука вела его. Через пейзаж разума. Он шагал, казался самому себе гигантом — земля проносилась далеко внизу.
… смертный, пролей эти воспоминания. Освободи их, пропитай землю, словно долгожданным дождем. Вниз, в землю, смертный — через тебя вернется жизнь в эту умирающую, заброшенную страну.
Прошу. Ты должен понять. Память принадлежит почве, камню, ветру. Воспоминания — их незримый смысл, достигающий всех, кто будет искать — честно искать его. Касания, слабый шепот, старое, почти не ощутимое эхо — к которому добавляет свой звук каждая оконченная жизнь.
Напитай эту страну, смертный.
И знай; мы склоняемся перед тобой. Мы онемели от того, что ты предложил нам, того, что ты предложил самому себе.
Ты Итковиан, и ты примешь Т'лан Имассов.
Пролей память — плачь о нас, смертный…
Нависшая, клубящаяся туча походила на бесформенный, бесцветный, непостижимо далекий купол. Туча росла, заполняя все небо, протягивая черный занавес между изломанных радуг. Алые молнии пронеслись от горизонта до горизонта.