Памятник
Шрифт:
Ее дядя, сидевший поодаль, ободряюще улыбнулся.
Что касается туземцев, то они пришли в восторг. В движениях танца не было ничего особенно трудного. Так что Талита сдалась и позволила девушкам увлечь себя.
Ей показалось, что она действует не так уж плохо, хотя на самом деле все оказалось труднее, чем она представляла со зрительского места. Они кружились вокруг костров, время от времени оба кольца расплетались, чтобы пройти сквозь друг друга. Хорт улыбался ей, когда она проплывала мимо. Потом юноши
Мужчины перестроились, образовав наружное кольцо вокруг женского круга. Талита увидела, что теперь танцует напротив Хорта. Танец набирал скорость, па становились все более и более трудными, но им удавалось удерживаться на уровне других танцоров, пока не почувствовали, что предел выносливости перейден. Смеясь и хватая ртом воздух, они вернулись на прежние места.
Когда Талите наконец удалось отдышаться, она смогла окинуть взглядом толпу туземцев. Потом толкнула Хорта локтем:
— А почему Далла с Форнри не танцевали?
— Я же говорил вам. Форнри — здешний лидер. Он, видимо, дал обет безбрачия. Они с Даллой любовники, но танцевать им не положено. Далла этим не очень довольна, но приглашений от других мужчин не принимает.
— А какое отношение все это имеет к танцам? — недоумевала Талита.
— Это обручальный танец.
Она не отрывала от Хорта глаз.
— Обручальный? Вы хотите сказать… вы и я…
— Только на Лэнгри, — ответил он с небрежным спокойствием.
Талита с силой ударила его по щеке и убежала во тьму.
На вершине холма Талита остановилась и поглядела вниз. Пульсирующая музыка, мелькание разноцветных одежд, смена танцевальных ритмов возбуждали ее и манили.
Потом она заметила, что Эрик Хорт высматривает ее.
И задорно расхохоталась.
Лежа на пляже и подпирая ладонью подбородок, Талита задумчиво глядела в море, пытаясь решить свои проблемы. Здесь ее ждали лишь дремотные, погруженные в летаргический сон дни, прерываемые (не слишком ли часто?) пространными монологами дядюшки и Эрика Хорта. Ее дядюшка был слишком погружен в свои новые блистательные проекты, которыми набита его голова. Хорта же увлекали самые тривиальные стороны жизни туземцев, в которых он видел нечто таинственное.
Ее дядюшка настроился на то, чтобы оказывать туземцам помощь, но было очевидно, что они этой помощи не желали. Хорт настроился на то, чтобы их изучать, но они решительно отказывались быть объектами такого изучения. Они хотели одного — пусть их оставят в покое, и ей такая позиция представлялась совершенно разумной.
Она слышала раскатистый голос своего дяди, такой отличный от голосов его туземного «сопровождения», желавшего ему всего хорошего. С отвращением она поднялась на ноги, подобрала халат, на котором лежала, и решительно направилась к офису.
Когда она открыла
Дядюшка приветствовал ее с обычной улыбкой.
— Ты едва не опоздала, Тал, — воскликнул он, наполняя еще один бокал. — Присоединяйся к нашему торжеству. Форнри принял мое предложение насчет дренажных канав. Они с утра начнут работы.
Он протянул ей бокал, но она в припадке внезапного гнева разбила бокал об пол.
— Какие же вы идиоты! — выкрикнула она.
Эйнс и Хорт застыли с поднятыми бокалами. Дядюшка онемел.
— Неужели вы не видите, что туземцы держат вас за болванов? Вы ишачите на них с восхода до заката, выбиваясь из сил, чтобы помочь им, и когда наконец они соизволят принять ваше предложение вроде паромов на переправах, то тут же превращают его в игрушку для детей. А теперь, я полагаю, вы предложите мне сниматься в бикини в ваших сточных канавах?
Она подошла к окну и встала там, спиной к ним.
— Лэнгри — дивный мир, — сказала она. — Тут очаровательные песни и пляски, роскошная еда, так что лучшего места для отдыха не придумать. Я здесь отлично отдохнула. И со следующим кораблем-курьером возвращаюсь обратно.
Дядюшка ответил спокойно:
— Ты вольна уехать, когда захочешь, Тал.
Она повернулась к ним лицом. Хорт изо всех сил старался скрыть свое разочарование. Внезапно он вспомнил, что все еще держит в руке полный бокал, и осушил его одним глотком. Уэмблинг и Эйнс последовали его примеру.
Талита, глядя мимо них в другое окно, сказала:
— А это еще что такое?
На берегу, чуть ниже посольства, туземцы вытащили свою лодку и теперь шли вверх по пляжу, неся в руках что-то вроде носилок, сделанных из куска тыквы, на которых лежало нечто похожее на стопку одеял. Впереди шел Форнри. Далла, плача, плелась сбоку.
Хорт выскочил из комнаты, чтобы встретить их, за ним по пятам — Уэмблинг и Эйнс. Талита, поколебавшись, последовала за дядей. Когда она их догнала, туземцы остановились и Хорт наклонился над тыквенными носилками.
Он отвернул край одеяла и увидел ребенка, лежавшего без сознания. Дабби.
Закрытые глаза. Крошечное осунувшееся лицо воспалено. Дыхание частое и неглубокое.
Хорт сказал, как бы не веря своим словам, в которых чувствовалась острая боль и страх:
— Не… не горячка?
Форнри мрачно ответил:
— Порезала ногу. Об острый камень. И теперь, кажется…
Его голос прервался. Хорт отвернулся, вытер глаза рукой и куда-то махнул ею. Туземцы последовали за ним. Свернули в сторону и с тыла подошли к помещению, где жил Хорт. Он забежал вперед, открыл дверь и пропустил туземцев в комнату.