Памятники Византийской литературы IX-XV веков

Сборник

Немногим позже «Бревиария», возможно, в царствование Константина VII, появилась «Хронография» Симеона Логофета, с явными признаками компиляции в ее традиционной части, но тем более интересной и даже увлекательной там, где автор пишет о все еще продолжающей волновать его иконоборческой эпохе, о временах Феофила. На смену риторическим экскурсам и пейзажным зарисовкам у Никифора в данном случае приходит драматизированное изложение с внутренним напряжением и с нарочитым налетом легендарности. Несмотря на то, что факты, приводимые Симеоном, реальны, их подтверждают другие летописцы (например, выбор невесты для Феофила), — эти эпизоды изложены в манере сказочной.

К лучшим образцам исторической литературы этого периода относятся также сочинения Льва Диакона (род. в 950 г.)» описавшего войны империи с арабскими корсарами на Крите, войны

против сарацинов в Азии и походы на болгар. Главные действующие лица и любимые герои у Льва Диакона — Никифор Фока и Иоанн Цимисхий. Как говорит сам историк, он писал не по книжным источникам, а по рассказам очевидцев и по личным впечатлениям. Лев Диакон — мастер портрета; таких подробных и живых описаний наружности своих героев мы не встречаем ни у кого из его предшественников. Эти описания напоминают «портретную галерею» Иоанна Малалы и, возможно, восходят к неизвестным фольклорным источникам. Вот описание наружности Иоанна Цимисхия: «Цимисхий был очень хорош собой, лицо у него было белое и румяное, борода рыжая и такие же волосы, очень редкие на висках, с большою лысиной, глаза голубые, взгляд смелый, нос тонкий прекрасной формы».

В общем плане круг интересов историка довольно широк: он не может обойти молчанием географические и этнографические темы, хотя иногда попадает впросак. У него, например, Дунай — «одна из рек, вытекающих из райских садов. Получив начало в Эдеме восточной страны, она вскоре скрывается под землею и, протекши невидимо некоторое расстояние, вырывается с клокотанием наружу в горах страны кельтов, откуда катит свои воды через Европу и пятью устьями впадает в Понт Эвксинский» [8] .

8

CHSB, vol. 14. Bonnae. 1831, р. 96, 129. Переводы приведены по кн.: М. Н. Ремизов. Византия и византийцы конца X века. (По Г. Шлюмберже). М., 1898.

В отношении стиля Лев Диакон — последователь традиций эпохи Юстиниана: его словарь полон выражений из Гомера — обычного материала школьных программ и как обычное явление того времени — из «Септуагинты»; особого же интереса к античности у него не наблюдается. Наряду с этими традиционными по жанру и внутренней структуре произведениями в X в. появляется и первое мемуарное по своей сущности произведение, хотя в нем еще живы обычные хронографические приемы. Это — «Взятие Фессалоники», написанное малообразованным клириком Иоанном Камениатой, который взялся за перо лишь под впечатлением сильнейшего разграбления его родного города отрядами критских корсаров под командованием византийца–ренегата Льва Триполитанского.

13 июля 904 г. в первый после столицы город в империи ворвались вражеские войска. Были разрушены великолепные здания, опустошены рынки, лавки, частные дома. Камениату и его семью постигла участь пленников, и несколько лет они провели у арабов. Повесть Камениаты глубоко человечна и глубоко трагична; это впечатление усиливается детальными описаниями второстепенных вещей, мелочей, которые волнуют автора. В плане идеологическом Камениата традиционен: весь мир у него поделен на две части — истинное царство ромеев–христиан и царство антихриста, населенное одержимыми злым духом арабами. Поэтому война представляется ему закономерным результатом царящей в мире борьбы добра и зла.

В языковом и стилистическом отношении «Взятие Фессалоники» также намечает новую линию в развитии византийской литературы. Наряду с традиционным, приподнятым стилем хроник, где основой была Библия, у Камениаты постоянно встречаются обыденные выражения с налетом просторечия. Наиболее выдающиеся в стилистическом отношении места — описание Фессалоники и картина захвата города — свидетельствуют о значительном литературном таланте автора [9] .

Еще более необычна для историографического жанра анонимная «Псаммафийская хроника, или Житие патриарха Евфимия». Как указывает уже сама традиция двойного заглавия, это произведение совмещает в себе признаки и агиографического и исторического жанров. Игумен Псаммафийского монастыря в начале X в. стал патриархом; он был свидетелем, а отчасти и непосредственным участником той сложной политической и религиозной борьбы, которая разгорелась вокруг четвертого (неканонического) брака императора

Льва VI. «Житие» представляет собой произведение с хорошо разработанной композицией, а изложение порой поднимается до подлинной драматизации.

9

С. Полякова. О некоторых особенностях «Взятия Фессалоник» Иоанна Камениаты. — В кн.: «Две византийские хроники X века». М., 1939.

Следующий значительный этап в развитии византийской исторической литературы — «Хронография» Михаила Пселла (род. в 1018 г.). От традиций прежнего жанра историографии у Пселла остается только название. На самом же деле это настоящие исторические мемуары, в которых беспощадно раскрыты отрицательные стороны византийской придворной жизни — интриги, лицемерие, корыстолюбие, зависть. Лица императорского дома, царственные особы теряют ореол святости и превращаются в обыкновенных людишек, одержимых страстями. Перед читателем проходят образы старой и кокетливой императрицы Зои, вечно пьяного и разнузданного временщика Иоанна Орфанотрофа и многих других, вершивших дела империи под влиянием своих аффектов. Подобная манера изложения была чуждой в X в.; Пселл целиком принадлежит следующей эпохе и близок по творческому методу к знаменитым писателям XII в., которые были скорее мемуаристами, чем историографами в традиционном значении этого слова.

Смещение литературной манеры и сочетание разнохарактерных жанровых черт отчетливо выступает в агиографической литературе IX–X вв. Этот род литературного творчества, составлявший в первые века существования империи одну из самых специфических сторон нарождающейся христианской культуры, уходящий корнями в фольклорное творчество первых христиан, а затем в VII–VIII вв. подвергшийся сложному процессу дробления на произведения, различные по степени доступности широким слоям византийского общества, в данный период приобретает ряд новых особенностей. Это, безусловно, связано с окончанием иконоборческих дискуссий, которое приостановило и сакрализацию литературы. В X в. с его подъемом общего образования уже невозможны были наивные, полные непосредственного религиозного чувства произведения вроде монашеских новелл Палладия или Иоанна Мосха. Возрастающая начитанность в классической литературе предъявляла уже иные требования к форме, а особенно к языку литературных произведений.

Деятельность Симеона Метафраста принесла X веку репутацию «золотого века житийной литературы». Симеон Метафраст, получивший прекрасное литературное и риторическое образование, занимал видное место при дворе трех императоров — Никифора Фоки, Иоанна Цимисхия и Василия II Болгаробойцы. Жизнь Симеона совпала (X в.) с упомянутым расцветом энциклопедистских и коллекционерских тенденций в византийской культуре. И Симеон отдал дань этим веяниям — он собрал и литературно обработал несколько сотен житийных сюжетов. Его деятельность была высоко оценена уже самими византийцами, жившими лишь сотню лет спустя. Пселл (XI в.) утверждал, что существовавшая до Метафраста житийная литература вызывала к себе чуть ли не отвращение образованных людей империи из–за необработанности стиля и нестройности композиции. Тот же Пселл сообщает, что Метафраст следовал принципу максимальной осторожности в сюжетных изменениях и максимальной близости к оригиналу. В ряде случаев, где утеряны первоначальные, «дометафрастовские» редакции житий, проверить это не представляется возможным: очевиден лишь факт создания на материале древних сюжетов агиографической литературы произведений более сложных и тонких по стилистической обработке.

Но временами в переделках Симеона проступает и другое направление — придание беллетристичности в собственном смысле слова, стремление автора заставить читателя воспринять идейный план произведения посредством художественных образов. Подобными целями, возможно, и объясняются такие случаи, как, например, уничтожение собственно богословского вступления к «Житию Галактиона и Эпистимии» (видимо, случай не единичный).

Герои Метафраста живут в различные эпохи, и описанные им события обладают различной степенью исторической достоверности: здесь и персонажи раннего христианства — апостолы и евангелисты, и реально существовавший Иоанн Златоуст, или человек сложного жизненного пути авва Иоанникий, убежденный иконоборец, а затем поборник ортодоксии, окончивший свою жизнь настоятелем одного из бесчисленных монастырей в Вифинии.