Памятное. Книга вторая
Шрифт:
Он следовал какой-то своей манере обсуждения вопросов. Человек старой закалки и богатого опыта, Суриц позволял себе вести как бы многоплановый разговор, в ходе которого иногда трудно было понять, какой вывод он делает из высказанных мыслей.
Запомнился такой эпизод. Я дал краткую характеристику отношений США и Бразилии, подчеркнув:
— Такая богатая страна, как Америка, явно стремится в своих интересах внедриться в экономику Бразилии. Нашему посольству хорошо известны намерения делового мира да и американской администрации в максимальной степени использовать естественные ресурсы Бразилии. Суриц ответил:
— Я тоже так понимаю
И тут он изрек совершенно неожиданное:
— …Может наступить такой момент, когда Бразилия в экономическом развитии будет наступать на пятки самим Соединенным Штатам.
Еще раз хочу обратить внимание на то, что разговор этот происходил в 1946 году, когда Бразилия считалась одной из отсталых полуколониальных стран.
Суриц тогда заявил:
— Я много прочитал всяких справок о Бразилии, о богатстве ее недр. Раньше я и не предполагал, что богатства этой страны столь велики.
Мне позже уже не удалось повидать этого весьма интересного, богатой натуры человека.
Он немного протянул после этого. В 1948 году вышел в отставку, а в 1952 году скончался.
Вспоминаю его добрым словом.
Литвинов и первая в мире женщина-посол Коллонтай
Преемником Чичерина на посту наркома по иностранным делам в 1930 году стал Максим Максимович Литвинов. (Настоящие его имя и фамилия были Макс Валлах.)
Он занимал этот пост до 1939 года, когда его сменил В. М. Молотов.
В 1941 году советским послом в США назначили Литвинова. Мне пришлось вылететь в Сан-Франциско, чтобы его встретить. Еще за два дня до отлета в Вашингтоне меня застало чрезвычайное известие: Япония неожиданно напала на военно-морскую базу США в Тихом океане — Пёрл-Харбор.
Встречал я нашего дипломата-ветерана в скромной обстановке. Рядом стояли представитель американского протокола и какой-то сотрудник «русского стола» — так в государственном департаменте именовался тогда отдел Советского Союза.
Из Сан-Франциско на самолете мы перелетели в Вашингтон.
Встреча нового посла получилась такой скромной по понятной причине: Америка только что вступила в войну, и ее охватили новые заботы.
Во время пребывания Молотова с визитом в Вашингтоне в июне 1942 года мое внимание привлек разговор Литвинова с Молотовым, состоявшийся в машине, когда мы втроем ездили в Аппалачские горы, о чем я уже упоминал выше. [29]
Речь зашла тогда также и об оценке политики Англии и Франции накануне второй мировой войны. Молотов высказался об этой политике резко, заявив, что фактически эти две страны подталкивали Гитлера на развязывание войны против Советского Союза. Иначе говоря, он высказал то мнение, которого придерживались ЦК партии и Советское правительство, о чем неоднократно заявлялось на весь мир.
29
См. Т. 1. Гл. III.
Литвинов выразил несогласие с такой квалификацией политики Англии и Франции.
Этот крутой разговор возвращал собеседников, по существу, к решению об освобождении Литвинова от обязанностей народного комиссара иностранных дел СССР в 1939 году.
Я удивился тому упорству, с которым Литвинов в разговоре пытался выгораживать позицию Англии и Франции, отказавшихся дать совместно с Советским Союзом твердый отпор Гитлеру еще до того, как тот предпринял роковой прыжок — напал на Советский Союз. Несмотря на то что Литвинов был освобожден от поста наркома иностранных дел СССР за его ошибочную позицию, в особенности в оценке политики Англии и Франции, тем не менее он почему-то продолжал подчеркнуто демонстрировать свои взгляды перед Молотовым, а тем самым, конечно, и перед Сталиным.
Странно было слушать человека, который не замечал Мюнхена и всех его последствий, того Мюнхена, который осудили наша партия, правительство и весь советский народ и который до настоящего времени продолжает оставаться символом вероломства во внешних делах государств.
Я не сомневался, что по возвращении в Москву Молотов доложит Сталину об этом диспуте в автомашине. Также не сомневался и в том, что уже только из-за одного этого факта перспектива работы Литвинова в США в качестве посла может потускнеть.
Так оно и произошло.
…Александра Михайловна Коллонтай. Трудно ограничиться только упоминанием ее имени. Она родилась и воспитывалась в интеллигентной семье. Волна революционных событий подхватила и внесла ее в политическую жизнь России. Судьба этой революционерки не обошлась без зигзагов, тем не менее она приобщилась к борьбе за интересы трудового люда. Заметил ее и Ленин. В результате эта незаурядная женщина вошла уже в первый состав правительства Советской республики. В нем ей поручили заниматься социальными вопросами.
Однако более известна она по дипломатической работе, на которой ей довелось трудиться тридцать лет — с 1923 по 1952 год. Коллонтай занимала ряд ответственных постов, в частности посла СССР в Норвегии, Мексике, посланника, а затем посла в Швеции. Она умело справлялась с порученной работой, ее сложностями, особенно если учесть тот факт, что не во всех еще государствах успели тогда привыкнуть к тому, что есть великая страна, прообраз другого мира — социализма и хочешь или не хочешь, а надо считаться с этим, как и с существованием в своей столице посольства первой социалистической державы. Свыкались с непривычным понятием и королевства, и буржуазные республики. То, что Советскую страну представляла женщина, да к тому же деятель, которого знал Ленин, в какой-то степени вызывало особый интерес к советскому посольству, смягчало к нему отношение и способствовало установлению контактов Коллонтай с влиятельными кругами страны пребывания. Она была прекрасным полемистом во время переговоров, умеющим блеснуть и острой фразой, и необычным оборотом речи, да еще и на нескольких иностранных языках.
Встретил Коллонтай я уже в 1949–1950 годах в Москве. Она была больна: ее парализовало. Передвигаться ей приходилось в коляске. У нас с ней установились хорошие, уважительные отношения. Для меня, сравнительно молодого человека, — разве так нельзя сказать о том, кому едва исполнилось сорок? — она была живой историей революции, бойцом партии, который общался, беседовал, переписывался с Лениным. Одно это вызывало к ней почтение.
Наше Министерство иностранных дел размещалось тогда на Кузнецком мосту, связи с зарубежными странами еще не успели развернуться до нынешних масштабов, и хозяйственная обеспеченность выглядела намного скромнее, чем сейчас. Не хватало, например, автомашин даже для послов. Поэтому Александра Михайловна на правах доброй знакомой звонила мне по телефону — я был заместителем министра — напрямик: