Пандем
Шрифт:
— Кимка, — сказала мама, разрушая наконец вязкую тишину. — Что-то случилось? Ты бы сказал сразу, все-таки…
Он засмеялся:
— Что ты, все в порядке… То, что случилось, — оно… это скорее замечательно, чем плохо…
— Правда? — прищурившись, поинтересовалась Александра. — Тогда введи нас в курс, а мы уж сами оценим, насколько это, гм, замечательно.
— Ты здоров? — отрывисто спросила Лерка.
Ким допил свой бокал. Поставил его на стол:
— Я здоров. И все мои пациенты выздоровели. И никто из вас не болел в последнюю неделю… Даже Иванка, — он
— А у меня зуб перестал болеть, — радостно сказал Шурка. — Я все боялся к врачу идти. А он сам перестал. Во как!
— Это какие такие целители нас пожалели? — негромко спросила Александра, аккуратно поддевая вилкой упругий огурец цвета хаки. — И при чем здесь ты, Кимыч, ты ведь врач у нас, в чудеса не веришь?
— Я больше не врач, — сказал Ким, снова наливая себе вина.
Папа едва не поперхнулся бутербродом. Мама всплеснула руками, и на лице у нее было написано: ну, что я говорила?!
— В мире больше нет врачей, — сказал Ким в новой тишине, на этот раз не вязкой, но звонкой, как стекло. — Потому что нет больных. Некого лечить. Все выздоровели… А кроме того, если вы заметили, во всем мире приостановилась война. За последний месяц не было ничего… такого… никто не взрывал, ничто не обрушивалось, ни терактов, ни наводнений…
— Класс, — сказал восхищенный Шурка.
— Та-ак, — протянула Александра.
— Я что-то такое слышал по ящику, — важно сообщил Костя.
Иванке наконец-то надоело пюре, и она заголосила, отворачивая перемазанную мордочку от неумолимой мельхиоровой ложки.
— Где соска? — засуетилась Даша. — Тут же только что на чистом блюдечке лежала пустышка… Где?
— Я не сумасшедший и не истерик, — Ким улыбнулся Арине. — Собственно, я хотел, чтобы мы собрались сегодня все вместе… И давайте выпьем за будущее, которое обязательно наступит, но вовсе не обязательно будет таким, как нам сейчас представляется. Гораздо скорее, чем мы думаем… И совсем по-другому…
Он выпил в одиночестве. Сейчас все смотрели на него (кроме разве что Иванки, которая колотила по столу резиновым зайцем, и Даши, пытающейся этого зайца угомонить). Но только Шурка смотрел с безусловной радостью.
— Мне кажется, ты драматизируешь, Кимка, — рассудительно сказала мама. — То, что случилось в вашей клинике… Это, конечно, феноменально и все такое, но у любого феномена есть разумное объяснение. Оно есть, просто его не всегда видно. Например… — и мама запнулась.
«Ну что ты хочешь, чтобы я еще говорил?»
«Ничего. Сядь и поешь спокойно».
— А сейчас давайте поедим, — сказал Ким, опускаясь на свой табурет. — Сядем и поедим спокойно, ведь мы так редко собираемся вместе… Очень жаль, что только за столом, ведь мы могли бы, наверное, пойти поиграть в футбол… погулять в лесу, детям было бы полезно… в театр там или в музей… а мы только за столом. — Он махнул рукой и подцепил вилкой маринованный гриб на тарелке, вернее, попытался подцепить, потому что гриб, конечно же, вывернулся.
— Говорят, после тридцати в жизни человека
— Ладно тебе, — буркнула Александра.
Иванка вдруг перестала возмущаться. Подняла голову, обвела присутствующих ясным удивленным взглядом — и рассмеялась, как будто ее легонько щекотали.
— Ах ты лапушка, — растрогалась мама.
— Большинство людей подсознательно хотят соответствовать чьим-то ожиданиям, — продолжал, как бы между прочим, Алекс. — Человек — это то, чего от него ждут… Ждут успехов — значит, надо кровь из носу делать успехи. Лезешь на гору, сдираешь локти, почти добрался до вершины, а гора вдруг исчезает…
Алекс хотел что-то еще сказать — но вдруг осекся. В насмешливых глазах его, устремленных на Кима, обнаружились замешательство и страх.
Ким наконец-то наколол гриб на вилку. Проглотил, не ощутив вкуса.
Мама пыталась разбить тишину, громко и заботливо пополняя тарелки. «А и в самом деле, почему мы видимся только за столом, — подумал Ким. — Почему еда так важна для нас?»
Иванка теперь тихонько играла своим зайцем, водила пальцем по столу, мурлыкала под нос, будто пела; вот уже несколько минут она вела себя так образцово-показательно, что Дашина болезненная опека слегка ослабла, как провисший канат. Даша наконец-то оторвала взгляд от щекастого личика дочки, наконец-то заметила необычную тишину за столом — и вполголоса спросила Костю:
— А что случилось?
— Ничего, — отозвался Ким с набитым ртом. — Мы просто едим. Угощайся и ты.
Алекс уже не смотрел на хозяина. Ким видел, куда направлен его взгляд: внутрь головы. Ким видел, как ползут книзу уголки Алексова рта, как сжимается рука, лежащая на краю стола.
«Пандем?»
«Все хорошо, Ким, ешь».
— Сашка, — начала мама, обращаясь к Александре. — Ты что-то рассказывала про этого парня, который погоду ведет… Что вечерняя газета ему иск предъявила. Так, может быть, ты дорасскажешь, потому что интересно же…
Маму вовсе не интересовали подробности того, что случилось с погодным ведущим. Александра глубоко вздохнула:
— Ну, в общем, так. Шурка… Может быть, ты пока порисуешь на кухне? Или набрать тебе воды в тазик и ты кораблики попускаешь?
Шурка медленно перевел взгляд с матери на бабушку и обратно. Оглянулся на Кима; в глазах его нарастало смятение.
— Ма… — сказал он слабо, касаясь пальцами затылка. — Тут… ты что-то слышишь?
— Нет, — удивленно отозвалась Александра. — Что?
Шурка вдруг улыбнулся:
— Ой… Слушай, как интересно… Я сейчас… — Он привычно нырнул под стол, протопотал на четвереньках к выходу, выбрался из-под скатерти рядом с Кимовым коленом и ушлепал на кухню — в одном Аринином тапочке.
— Что это с ним? — спросил папа.
— Балуется, — с досадой предположила Александра.
(Будто кто-то другой, не очень знакомый, взялся за сложную операцию, уготовив Киму роль наблюдателя; Ким ненавидел подобные роли, как в начале своего водительского стажа ненавидел такси за то, что там нельзя порулить.)