Пандем

Дяченко Марина и Сергей

Киму не следовало садиться за руль.

Киму не следовало оставлять так надолго молодую, на седьмом месяце беременности, жену.

В полчетвертого утра он закончил описание очередного снимка, снял халат, сделал выбор между женой и здравым смыслом — и поспешил домой, в то время как подмерзшая трасса…

* * *

— Ничего страшного, — примирительно сказал его спаситель. — Бывает хуже.

В свете бензинового костра Ким впервые посмотрел на него. Его спаситель оказался мальчиком лет пятнадцати, тонколицым темноволосым подростком в слишком легкой, не по сезону, курточке.

Киму захотелось сесть, и он сел на полосатый бетонный столбик. Машина пылала, костер был виден издалека. «Что, если Арина узнает? — подумал Ким. — Надо позвонить Арине и сказать, что все понятно… то есть все в порядке…» Однако телефон остался в машине, деньги, документы, все осталось в машине.

«Это потому, что я взял слишком влево, — стуча зубами, подумал Ким. — Не надо было забираться на третью полосу. А Арина наверняка спит, сейчас ведь ночь, вернее, глухая грань между ночью и утром…»

— Ничего страшного не случилось, Ким Андреевич, — сказал мальчик.

Его слова доносились сквозь шум огня и стук крови в ушах, Ким подумал, что слова излишни, что любое слово, произнесенное сейчас у бензинового костра, останется пустой шкуркой, звуком. «Ничего страшного не случилось, Ким Андреевич…»

«Чей он сын? — подумал Ким. — Он меня знает, он сын кого-то из знакомых, а может быть, пациентов?»

— У тебя нет мобильного телефона? — хрипло спросил Ким.

Мальчик сунул руку во внутренний карман курточки и вытащил плоскую трубку. Надо же, подумал Ким. Кнопки светились спокойным зеленоватым светом — как солнце сквозь морскую воду.

— Она спит, — сказал мальчик. — А милиция уже едет. Никуда не надо звонить.

Некоторое время Ким разглядывал клавиатуру, пытаясь вспомнить свой собственный домашний номер.

— Кто спит? — спросил он наконец.

— Арина Анатольевна, — мальчик смотрел спокойно и отвечал просто.

— Спасибо, — сказал Ким, возвращая трубку.

— Не за что.

— Нет… Спасибо, если бы не ты…

— Я понял, — мальчик улыбнулся.

Ким посмотрел на то, что недавно было его машиной. Зачем-то пошарил по карманам. Огляделся; трасса по-прежнему была пуста, только где-то очень далеко — на краю света — голосила милицейская сирена.

— Как ты здесь?.. — удивленно спросил Ким.

Мальчик пожал плечами:

— Да так… вот.

— Мотоцикл?.. Велик?.. Ты ведь сын Евгении Яковлевны, нет?

— Нет, — мальчик вздохнул.

— А чей? Прости, я даже не спросил, как тебя зовут…

В этот момент из-за близкого горизонта вынырнули две пары фар и сине-белая мигалка.

* * *

Арина спала. У изголовья горел ночник — Аринина дизайнерская работа; задержав дыхание, Ким прикрыл дверь, жестом пригласил спасителя на кухню.

Упираясь пяткой в носок, мальчик стянул с ног мокрые ботинки.

— Чай будешь? — шепотом спросил Ким. — Кофе? Может быть… коньяк?

— Чай, — сказал мальчик, подумав. — Можно вымыть руки?

Через пятнадцать минут они сидели, разделенные клеенчатым красным столом, и на чистых клетках стояли, будто шахматные фигуры, две чашки без блюдец и два блюдца с неровно нарезанным сыром.

Ким смотрел на чашки, видел нежный парок, поднимающийся над палевой чайной поверхностью, и ни о чем не думал. Вернее, думал ни о чем.

— Это важно? — спросил его гость.

— Что? — Ким поднял голову.

— То, что случилось, важно? — спросил мальчик.

— Да, — подумав, сказал Ким. — Если бы не ты, я сгорел бы заживо.

— Вы будете жить до глубокой старости, — сказал мальчик.

— Да, — снова согласился Ким. — Есть такая примета.

— И ваши пациенты будут жить до глубокой старости, — мальчик заглянул в свою чашку.

Ким подумал, что за несколько прошедших недель он мог бы и привыкнуть к ощущению нереальности происходящего. Точнее, к новой реальности, где обреченные выживают, зато здоровых, уверенных в себе людей поджидает бензиновый костер на ровном месте…

Впрочем, костер его так и не дождался, и этого достаточно, чтобы вздохнуть с облегчением.

Мальчик пил чай как ни в чем не бывало. За его спиной уверенно и резко тикали часы в виде лунного диска: часы тоже были Арининой работой, год назад она купила в хозяйственном магазине самый простой механизм с пластмассовой тарелкой-циферблатом, тарелку сняла, а новый циферблат вылепила сама, сверяясь с увеличенными фотографиями Луны. Синеватые тени оранжевых кратеров были данью Арининой фантазии; на месте цифры «девять» имелся черный силуэт нетопыря.

— У меня к вам разговор, Ким Андреевич, — сказал мальчик.

Место в больнице для какого-нибудь родственника? Деньги? Семейные проблемы?

— Я слушаю, — сказал Ким.

— Вы помните двадцать девятое февраля?

Ким ожидал чего угодно. Вернее, не знал, чего и ждать.

Двадцать девятое февраля…

— Помню, — сказал Ким.

(…Больная посмотрела на него удивленно. «Кажется, я слышу голоса, — пробормотала она. — Как вы думаете, Ким Андреевич, это к лучшему?» — «Голоса?» — переспросил в свою очередь удивленный Ким, в тот же момент внутри его головы, в области затылка, послышалось ясно различимое: «Ким! Не бойся! Я говорю с тобой!..»)

Ким содрогнулся, вспоминая ту нехорошую среду. Он сразу подумал о наркотике, подсыпанном в вентиляционную шахту; у всех собравшихся в ординаторской была сходная версия, все были почти спокойны, все владели собой и даже шутили — пока не прибежала сестра, смотревшая в холле телевизор…

— Конечно, я помню, — медленно повторил Ким.

— Прошло два года, — сказал мальчик. — Что же это было?

— Испытание психотропного вещества. — Ким с новым интересом рассматривал гостя. — Или космический катаклизм, вызывающий массовое помутнение рассудка…