Пандора
Шрифт:
Каждый год, когда статую Изиды несли к морскому берегу, собиралась столь пышная процессия, что весь Рим высыпал на улицу посмотреть на египетских богов с головами животных, на изобилие цветов и на само воплощение царицы-Матери. В воздухе звенели гимны. Жрецы и жрицы вышагивали в белых льняных одеяниях. Само же изваяние из мрамора, облаченное в царственное греческое платье и причесанное по-гречески, плыло над головами собравшихся, держа в руках священный систр. Такой была моя Изида. После последнего развода я отошла от нее. Моему отцу культ не нравился, а сама я достаточно им насладилась.
Не могу сказать, что я вспоминала Мариуса или думала о нем. Никто больше о нем не упоминал. Никакая сила на земле не могла встать между мной и моим отцом.
Всем моим братьям сопутствовала удача. Они выгодно женились, завели детей и вернулись домой с жестоких войн, где сражались, защищая границы Империи. Мой самый младший брат, Люций, мне не особенно нравился – он вечно нервничал и пристрастился к выпивке, а также к азартным играм, что очень раздражало его жену.
Ее я любила, как любила жен всех братьев и племянниц с племянниками. Мне нравилось видеть, как стайки детей с благословения тети Лидии носятся по комнатам, – дома им это не разрешалось.
Старший из моих братьев, Антоний, обладал задатками великого человека, стать которым ему не позволила судьба. Но он был вполне готов к такой роли – прекрасно образованный, мудрый и закаленный воин.
В моем присутствии Антоний лишь однажды совершил глупость, когда как-то очень недвусмысленно заявил, что Ливия, жена Августа, отравила супруга, чтобы возвести на трон своего сына Тиберия.
Отец, кроме меня, единственный слушатель, строго сказал ему:
«Антоний, никогда больше так не говори! Ни здесь, ни в любом другом месте. – Отец встал и неожиданно для себя самого изложил суть нашего с ним жизненного стиля: – Держись подальше от дворца императора, держись подальше от семьи императора, будь в первых рядах на состязаниях и обязательно в сенате, но не ввязывайся в их ссоры и интриги!»
Антоний очень рассердился, но его гнев не имел отношения к отцу.
«Я сказал об этом только тем, кому могу доверять, – тебе и Лидии. Мне противно обедать с женщиной, отравившей своего мужа. Август должен был восстановить Республику. Он знал, что его ждет смерть».
«Да, и знал при этом, что Республику восстановить нельзя. Эта задача невыполнима. Империя разрослась до Британии на севере, вышла за пределы Парфянского царства на востоке; она охватывает Северную Африку. Если хочешь быть хорошим римлянином, Антоний, то встань и выскажись начистоту в сенате. Тиберий это приветствует».
«Ох, отец, как жестоко ты заблуждаешься», – возразил Антоний.
Отец положил конец спору.
Но мы с ним жили именно по тем правилам, о которых он говорил.
Тиберий не пользовался популярностью среди шумной римской толпы: слишком стар, слишком сух, лишен чувства юмора и к тому же пуританин и тиран одновременно.
Но одно достоинство его извиняло. Помимо своей все возрастающей любви к философии и познаний в ней он был очень хорошим солдатом. Самое важное качество, необходимое для императора.
Армия его высоко почитала.
Он увеличил вокруг дворца число преторианских когорт, а для управления нанял человека по имени Сеян. Но он не стал вводить в Рим легионы и говорил чертовски хорошие слова о личных правах и свободе, если, конечно, вам удавалось не заснуть под его речи и услышать эти слова. Мне он казался ужасным занудой.
Сенат сходил с ума от нетерпения, когда он отказывался принимать решения. Сами они не желали что-либо решать. Но все выглядело относительно безопасным.
Потом случилось ужасное происшествие, заставившее меня возненавидеть императора всем сердцем и потерять всякую веру в него и в его способность править.
Этот инцидент имел отношение к храму Изиды. Некий хитрый злодей, утверждавший, что он – египетский бог Анубис, соблазнил высокородную последовательницу Изиды и переспал с ней прямо в храме, совершенно задурив ей голову, – хотя я ума не приложу, как ему это удалось.
Я до сих пор вспоминаю ее как самую глупую женщину в Риме. Но, возможно, я всего не знаю.
Так или иначе, дело было в храме.
А потом этот мужчина, фальшивый Анубис, пошел к той высокородной добродетельной женщине и в самых ясных выражениях сообщил о том, что между ними произошло. Она с воплями бросилась к мужу. Разразился невероятной силы скандал.
Я в душе порадовалась, что вот уже несколько лет не бывала в храме.
Но со стороны императора последовали такие ужасные действия, которые мне и не снились.
Храм сровняли с землей. Всех приверженцев культа выслали из Рима, некоторых казнили. Всех наших жрецов и жриц распяли, их тела повесили на деревьях, чтобы, как говорили в старом Риме, «умирали медленно и гнили напоказ».
Отец пришел ко мне в спальню. Приблизившись к маленькому святилищу Изиды, он взял статую и швырнул ее о каменный пол. Потом поднял куски побольше и разбил каждый из них. Он растер их в пыль.
Я лишь молча кивнула.
Вне себя от горя и потрясения, я ожидала, что он станет осуждать меня за старые привычки. Все происходящее повергало меня в ужас. Начались гонения на другие восточные культы. Император собирался отнять право устраивать святилища у многих храмов по всей Империи.
«Этот человек недостоин быть императором Рима, – сказал отец. – Он согбен под тяжестью жестокости и лишений. Он негибок, скучен и страшится за свою жизнь! Человек, не способный быть императором, не должен становиться императором. Во всяком случае, не в наше время».
«Может быть, он уйдет в отставку, – печально предположила я. – Он усыновил молодого полководца Германика Юлия Цезаря. Ведь это значит, что Германик будет его наследником?»
«Разве прежним наследникам Августа усыновление пошло на пользу?»
«Что ты имеешь в виду?»
«Подумай головой, – сказал отец. – Нельзя больше притворяться, что мы живем в Республике. Необходимо определись статус императора и пределы его полномочий! Необходимо создать схему наследования, исключающую убийство».