Панголин. Тайна бога
Шрифт:
«Цел!» – мысль догнала уже внизу.
Лежа на спине, Грэм пошевелил ногами: все в порядке. Разжал ладонь – камень выкатился и исчез в складках черноты. Прислушался – тихо. Привыкнув к темноте, поднялся. В полукруглой стене нарисовался чуть подсвеченный проем. Оттуда вырывались порывистые завывания ветра и непонятные шорохи, идущие из глубины. Двери не было, и панголин осторожно ступил внутрь узкого каменного коридора – в теплый затхлый смрад.
Из чистилища в преисподнюю
Божий
Я Миронос – Господь Бог твой, да не будет у тебя других богов.
Не делай себе идолов и не служи им.
Не говори имя Господа Бога, если не нужно.
Отдавай короткое время три раза в день Господу Богу.
Почитай отца и мать твоих.
Не убивай праведных людей.
Помогай искоренять ересь и невежество.
Не бери в руки древние богатства.
Не кради.
Не говори неправду о других.
Не желай ничего чужого…
– Бежал?.. Бежал?! Как?! – голос Филиппа прогремел в сводах приемной главного чистильщика в восточной части храма.
– Мы… мы поймали двух беглецов. Они уже все рассказали. Панголин убил двух охранников и выпустил этих… Больше они его не видели, – промямлил сержант. – Мы обыскали все.
Черный цвет комнаты пугал солдата, громоздкие шкафы у стен нависали словно великаны, готовые раздавить в любую секунду, массивный стол казался дыбой, а высокое кресло – троном сатаны.
– Всех поднять! Искать! Он может быть еще тут!.. Остальных – в город! Ворота закрыть!
– Уже распорядились…
– Бежал… Этих двоих сейчас же к дознавателю – пусть выбьет из них все.
– Слушаюсь.
– Прочь!
Сержант задом открыл дверь и мгновенно исчез.
Филипп зарычал и ударил кулаком по столу.
– Он отправится в Подгор, предупредить Иакова.
В дальнем углу приемной в громоздком шкафу был потайной ход с множеством смотровых глазков, ведущий в лабораторию, канцелярию и в покои Мироноса. Филипп снял фонарь со стены и исчез за секретной дверью. Он быстро прошел по узкому душному туннелю, на перекрестке повернул направо и, остановившись у стены, погасил свет. Как же ему нравилось наблюдать за людьми, не знающими, что их видят, когда они думают, что в безопасности, что одни. В такие минуты воспитание, гордость, достоинство – все исчезает, остается голый человек: вялый, порочный, грязный – ленивое животное. Филипп чувствовал себя чуть ли не богом, наблюдающим за грешными душами, проявляющимися сквозь бренные тела.
В кромешной тьме он нащупал смотровой глазок и повернул заслонку – яркий луч прорезал тьму: Миронос не спал, он стоял у окна в длинной ночной рубахе и почесывал в паху. В просторной кровати-шатре, среди вороха подушек и одеял нежилась молодая девушка. Монах дернул за шнурок и где-то в глубине комнат раздался приглушенный звон колокола.
– Входи, Филипп, я уже все знаю.
Главный чистильщик слегка изумился скорой осведомленности Мироноса, но не подал вида: он сейчас сам все расскажет.
– Святейший… – монах поклонился.
– Ты удивлен?
– Нисколько, великий Миронос. Провидение в вашей власти.
– Ладно… Я просто смотрел в окно и увидел эту суету внизу… хотя ты прав – это Бог заставил меня подойти к окну.
– Несомненно.
– Филипп, это твоя проблема, и ты ее решишь.
– Слушаюсь, Святейший. Я прошу дозволения отправиться в Подгор…
– Мы уже это обсуждали. Еретикам не место в Божьих Землях!
Филипп поклонился.
– С вашего позволения.
– Иди-иди, скорее.
Дверь беззвучно закрылась за монахом.
Грэм вошел в узкий коридор – грубый камень поблескивал сыростью в отсветах лампы, бросающей рваный свет из-за угла – завернул за угол и оцепенел от страха: за поворотом стоял огромный муталюд-волколак – устойчивая форма мутации человека мутом собаки или волка.
– Стой! – рявкнул монстр и схватился за рукоятку меча.
Панголин и не думал шевелиться: кровь в жилах застыла, скованная льдом ужаса.
«Я в аду!» – подумал он, разглядывая чудовище.
Полупес или полуволк – сразу разобрать было сложно, но скорее волк: острые уши, серая вытянутая морда, белый нос – почти человеческий – слегка выдавался вперед над нитками черных губ. Левую сторону рассекал кривой розовый шрам, оголяя клыки и придавая оскалу вид ухмылки. Все тело покрывала серая лоснящаяся шерсть, местами засеянная колтунами. Грязные рваные штаны такого же цвета сливались с общим окрасом и не сразу бросались в глаза. Если бы на поясе не висел кожаный ремень с сумкой и коротким мечом, то можно было бы принять его за большую собаку, стоящую на задних лапах.
Он понюхал воздух, широко раздувая ноздри, затем приоткрыл пасть, вывалил на сторону язык и часто задышал.
– Хозяин! Хозяин! – после паузы пролаял муталюд, не спуская с Грэма острого взгляда. – Ноовенькиий, – провыл он и снова вывалил язык – с кончика стекла капля слюны и на длинной ниточке сползла на пол.
– Среди ночи?.. Что за говно!.. Тащи сюда, вши тебя раздери! – отозвался темный коридор.
– Иди вперед, – гавкнул муталюд и попятился, источая запах псины.
«Все-таки собака», – решил Грэм и послушно зашагал.