Пани царица
Шрифт:
Сапега умел признавать поражение и знал, что в военном деле ценится не только умение побеждать, но и умение красиво проигрывать.
– Открыть ворота! – рявкнул он, но тотчас вздел на лицо улыбку и отсалютовал пролетевшей мимо него всаднице обнаженной саблей.
С каким удовольствием он обрушил бы эту саблю ей на шею!
И вот Марина в Калуге! Она ворвалась в город победительницей, во главе мощного отряда казаков. Однако через несколько минут после встречи с мужем почувствовала себя так, как будто в лицо ей швырнули ком грязи… Димитрий принял ее не один. И все приготовленные упреки, с которых Марина намеревалась
Глаза Марины против воли приковались сначала к ее нарядам. Ничего подобного она уже несколько лет не видела! С того самого дня, как озверевшая толпа москвитян выпотрошила сундуки с ее нарядами и растащила их по своим норам. В Тушине она была вынуждена одеваться в русское платье – конечно, из дорогих тканей, однако все эти сарафаны, летники и поневы раздражали Марину до крайности. А тут… облегающий лиф и кружевной воротник, и пышные, безмерно пышные юбки! Золотистые волосы незнакомки были распущены и спускались на плечи. Марина знала, что подобная прическа пристала, по мнению русских, только юной девице, однако этой красавице было куда за двадцать. Но она и впрямь была красавицей, эта черноглазая белолицая москвитянка…
– Стефка! – выдохнула Барбара, шаг в шаг следовавшая за своей госпожой. – То ж наша Стефка Богуславская! Матка Боска…
Марина на миг лишилась дара речи.
Стефка! Сгинувшая в Москве Стефка! Уезжая из столицы, как она полагала, в Польшу, Марина пыталась хоть что-то разузнать о бывшей камер-фрейлине, если возможно, забрать ее с собой. Однако следы Стефки совершенно затерялись. Еще несколько девушек из свиты Марины исчезли в день мятежа, о них тоже ничего узнать не удалось. И Марина мысленно простилась с маленькой хорошенькой потаскушкой из Самбора, а вскоре и вовсе забыла о ней. И вот…
В самом деле – Стефка!
– Что ты тут делаешь, короста липучая?! – Барбара, от потрясения забыв, где находится, и перестав стесняться в выражениях, шагнула к девушке, которую всегда крепко недолюбливала. – Как ты сюда…
– Пошла вон! – рявкнул Димитрий, чуть приподнявшись на своем «троне» и с ненавистью глядя на Барбару. – Вон отсюда, старая корова!
Марина вовсе остолбенела. Димитрий всегда старался держаться подальше от Барбары, остерегался вступать с нею в спор, и Марина подозревала, что ее ничтожный супруг втихомолку боится могучей гофмейстерины. И вдруг такая вспышка храбрости! Откуда что взялось?!
– Вы забываетесь, сударь! – заносчиво начала она, пытаясь вернуться к той тактике, которую выбрала для встречи с мужем, однако Димитрий не дал ей договорить.
– Это вы забываетесь! – выкрикнул он. – Вы здесь не в своем захудалом Самборе – вы здесь в моем царстве, в моей столице! Эта женщина… не смейте трогать ее. Скажите спасибо, сударыня, что я принял вас, а не вышвырнул вон после того, как вы предали меня.
– Я… предала вас? – ошеломленно повторила Марина, в голове которой стремительно мелькнула мысль, что Димитрию каким-то образом стало известно о Заруцком и Сапеге.
Да нет, каким образом? Просто, как говорят русские, на воре шапка горит. К тому же, если уж изъясняться пословицами, у Димитрия и самого рыльце в пушку.
– Вы не последовали за мной, за своим супругом! – пыжился Димитрий. – Вы невесть где шлялись два месяца, вы… Словом, я не желаю вас больше слушать! Если хотите оставаться при мне, извольте подчиняться тем законам, какие устанавливаю здесь я!
«Да ведь ты сам меня бросил!» – чуть не крикнула она в ярости, однако осеклась, вспомнив о своем положении.
– Сударь, вы должны быть бережнее со мной, – как могла спокойно проговорила Марина. – Я сознаю, что прогневила вас, однако… ради нашего ребенка…
– Какого еще ребенка? – вытаращил глаза Димитрий. – Где он?
Марина чуть не засмеялась, а Барбара не сдержалась-таки – фыркнула.
– Я беременна, – холодно сообщила Марина. – Тому уже два месяца.
– А кто отец? – равнодушно спросил Димитрий.
Готовая к этому вопросу, Марина приняла оскорбленный вид:
– Еще раз прошу вас быть бережнее, государь. Я ваша жена, а значит…
– Ни хрена это не значит! – усмехнулся Димитрий. – Жена, жена… От кого нагуляла, говорю?
Марина задохнулась.
– Как вы смеете?! – взвизгнула Барбара, теряя голову.
– Ну я же сказал тебе, старая корова: молчи! – косо, бешено глянул на нее Димитрий. – Давно у меня рука чешется задать тебе хорошую трепку, а то и вовсе наколоть на пику. Выблядок твоей госпожи – не мой. У меня детей быть не может, вот что. Я это давно знаю, уж который год. Сколько ни сеял направо и налево, ни одно семя не взошло. Значит… Значит, я бесплоден, а наша царица оказалась шлюхой.
Он какое-то время смотрел в помертвелое лицо Марины своими бледно-голубыми глазами, потом ухмыльнулся.
– Ладно, живи вместе со своим ублюдком. Я даже рад… У царя должен быть наследник! Буду растить как своего. Только при одном условии: жить будешь на моем подворье, но в отдельной хоромине. И мне больше не перечь. А также если ты, Варька Казановская, дрянная баба, пикнешь гнилое слово при мне или со Степушкой неласково обойдешься, – он покосился на бледную, молчаливую Стефку, которая во время этой перепалки не знала, куда глаза девать, – я из твоей госпожи ее пащенка кулаками выбью. Поняла? Вот такое мое условие. А теперь, государыня-царица… – Он отвесил шутовской поклон: – А теперь ответьте великодушно, согласны ли вы по-прежнему играть со мной в эту игру или пожелаете воротиться к вашему любовнику?
Марина стояла такая же бледная и неподвижная, словно жена Лота, превратившаяся в соляной столб.
Придется согласиться с этим новым унижением. Сейчас нельзя, ни в коем случае нельзя восстановить против себя Димитрия. Иначе он выгонит ее, вышвырнет вон, откажется признать ребенка. И тогда шлюхой прослывет не Стефка, а она, Марина Мнишек, русская царица! Нет, нельзя допустить это!
И, к великому изумлению Барбары, которая уже предвкушала отповедь, которую панна Марианна даст своему обнаглевшему супругу и его любовнице, Марина поклонилась Димитрию, бросила короткое, но веское: «Да!», повернулась и вышла, не ответив ни единым словом.